Рой Медведев - К суду истории. О Сталине и сталинизме

Большевики ответили на эту тактику сначала многочисленными практическими ограничениями в деятельности партий меньшевиков и эсеров, а затем и формально законодательным запрещением деятельности этих партий. В разработанном и утвержденном в 1922 году Уголовном кодексе РСФСР меньшевистско-эсеровская деятельность была приравнена к прямой контрреволюции. Либеральная экономическая политика времен нэпа сопровождалась продолжением политического террора, направленного теперь главным образом против недавних союзников в борьбе с царским самодержавием. И надо сказать, что многие приемы, к которым в этой кампании против меньшевиков и эсеров прибегали большевики, были далеко не безупречны.

С этой точки зрения особого внимания заслуживает открытый судебный процесс над руководителями правых эсеров, который состоялся с 8 июня по 7 августа 1922 года в Москве. Мы не знаем, какое участие в подготовке этого процесса принимал Ленин, так как с конца мая 1922 года и в течение всего лета он был тяжело болен. Подготовка процесса не могла проходить без участия генсека И. Сталина. Председателем Верховного трибунала ВЦИК был Г. Пятаков, а главным обвинителем – Н. В. Крыленко.

В обвинительное заключение против эсеров большевистский суд мог занести немало обвинений. В 1917 – 1918 гг. эсеры были не только политическими, но в отдельные периоды и военными противниками большевиков. Однако надо иметь в виду, что эсеры не были тогда единой партией с единым руководством. Кроме того, Советское правительство еще в 1919 году приняло решение о политической амнистии и легализовало партию эсеров, которые стали издавать в Москве свою газету «Дело народа».

В 1920 – 1921 гг. этой легальности пришел конец, так как эсеры приняли участие или даже возглавили многие из крестьянских выступлений против Советской власти. Однако сам Ленин на X съезде РКП(б) и во многих других выступлениях 1921 года признавал, что у крестьян были законные поводы для недовольства политикой Советской власти. С точки зрения большевиков, нэп был громадной важности поворотом в их политике. Однако многие мероприятия, которые теперь проводили большевики, уже давно предлагали осуществить эсеры и меньшевики. Естественно, что поэтому советский суд должен был внимательно и объективно рассмотреть предъявляемые лидерам эсеров обвинения, отделяя сознательные преступления от искренних политических заблуждений, часто весьма спорных. Надо было учесть, что еще в начале 1922 года ВЦИК объявил амнистию большинству участников крестьянских восстаний предшествующих лет. К сожалению, судебный процесс над правыми эсерами пошел во многом по иному пути. В неблаговидных политических целях организаторы суда пошли даже на явную фальсификацию. Наряду с действительными лидерами правых эсеров А. Гоцем, Е. Тимофеевым, Д. Донским и др., которые старались оправдать деятельность своей партии и таким образом защитить себя, на процессе в качестве обвиняемых выступали также люди, которые не принадлежали к руководителям эсеровской партии, а в ряде случаев никогда не были эсерами и только выдавали себя за таковых. Эти люди с завидным усердием соглашались с обвинительным заключением и каялись в преступлениях, которых они никогда не совершали. Одной из таких «подсудимых» была Руфина Ставицкая (Фаина Ставская). Она была раньше не эсеркой, а анархо-коммунисткой и была хорошо знакома с некоторыми видными коммунистами. В 1922 году она обратилась с просьбой принять ее в коммунистическую партию. Как свидетельствовал в своих неопубликованных мемуарах ее муж, старый большевик В. Е. Баранченко, Ставицкой было предложено в качестве своеобразного «испытания» выступить с «разоблачениями» на процессе правых эсеров. Руфина приняла это поручение, и ее муж пытался как-то оправдать ее поступок, позорный для настоящего революционера. Он писал: «1922-й год был крайне трудным для Руфины Ставицкой. В молодости, вступив на революционную стезю, она то и дело торопилась отдать свою молодую жизнь за дело мировой социальной революции. Теперь ей предстояло отдать не то что жизнь, а нечто более дорогое для каждого революционера. Потребовалось в интересах диктатуры пролетариата и его социалистической революции отдать честь революционерки, как ее понимали старые революционеры и политкаторжане. Ей довелось волею руководящей силы пролетарской революции посильно участвовать в большом процессе, разоблачившем и разгромившем идейно и политически злейших, опаснейших в то время врагов пролетарской власти. Вскоре она была принята в коммунистическую партию, которой служила, как только могла, до этого» [585] .

Вызывают сомнение поведение и показания на этом процессе и некоторых других подсудимых. Несомненно, в качестве провокаторов выступали на процессе И. Семенов, К. Усов, Л. Коноплева. Верховный революционный трибунал приговорил Р. Ставицкую (Ф. Ставскую) к двум годам тюремного заключения со строгой изоляцией. Однако в этом же постановлении трибунала говорилось: «В отношении Семенова, Коноплевой, Ефимова, Усовой, Зубкова, Федорова-Козлова, Полевина, Ставской, Дашевского Верховный трибунал нашел: эти подсудимые добросовестно заблуждались при совершении ими тяжких преступлений, полагая, что они борются в интересах революции... Названные подсудимые вполне осознали всю тяжесть содеянного ими преступления, и трибунал в полной уверенности, что они будут мужественно и самоотверженно бороться в рядах рабочего класса за Советскую власть... ходатайствует перед Президиумом ВЦИК об их полном освобождении от всякого наказания» [586] .

Все перечисленные выше «подсудимые» были действительно после процесса освобождены и трудоустроены. Их дальнейшая судьба нам неизвестна. Что касается Ставицкой (Ставской), то перед арестом она работала директором Исторической библиотеки в Москве.

15 обвиняемых, в том числе члены ЦК эсеровской партии А. Р. Гоц, Д. Д. Донской, М. Я. Гендельман, Г. Я. Герштейн, М. А. Лихач, П. Н. Иванов, Е. М. Тимофеев и др., были приговорены к расстрелу. ВЦИК утвердил этот приговор, но приостановил его исполнение при условии, что партия социалистов-революционеров прекратит свою «заговорщицкую, террористическую и шпионскую деятельность». «Если же она, – говорилось в постановлении ВЦИК, – не откажется от вооруженной борьбы против Советской власти, приговор ее контрреволюционным вождям будет приведен в исполнение» [587] .

Лидеры правых эсеров должны были, таким образом, содержаться в камерах смертников в качестве заложников. Их держали во внутреннем изоляторе особого назначения. Так называлась тогда внутренняя тюрьма ОГПУ на Лубянской площади. Один из смертников – С. В. Морозов, не выдержав напряжения, покончил жизнь самоубийством 20 декабря 1923 года. Смерть Морозова вызвала поток протестов среди социалистов на Западе. Поэтому в начале 1924 году решением ЦИК СССР смертный приговор был заменен лидерам правых эсеров 5-летним тюремным заключением [588] .