Рой Медведев - К суду истории. О Сталине и сталинизме

А как резко высказывался Сталин против администрирования и произвола в партии! Он писал одному из немецких коммунистов в письме, впервые опубликованном только в 1947 году: «Я решительно против вышибательской политики в отношении всех инакомыслящих товарищей. Я против такой политики не потому, что жалею инакомыслящих, а потому, что такая политика родит в партии режим запугивания, режим застращивания, режим, убивающий дух самокритики и инициативы... Нехорошо, если вождей партии боятся» [857] . И здесь комментарии излишни.

Разрыв между словом и делом проник в годы Сталина почти во все сферы партийной и государственной жизни. Старый большевик А. В. Снегов справедливо говорил в начале 60-х годов на всесоюзном совещании историков: «Сталинская школа – это тяжелая школа. Он не только уничтожал честных людей, но и портил живых. Он заставлял людей выполнять весьма черные миссии, и на идеологическом фронте он научил лгать» [858] .

И действительно, ложь пронизывала всю официальную пропаганду, печать, радио, литературу и искусство, которые приукрашивали советскую действительность, игнорируя большинство трудностей жизни, противоречий, несправедливостей и произвол. Во всех инстанциях принималось немало хороших решений, которые никто, однако, не думал проводить в жизнь. При этом разрыв слова и дела состоял не только в том, что делалось совсем не то, что говорилось, но и в том, что об очень многом из того, что делалось в стране, вообще ничего и нигде не говорилось.

СОЦИАЛИЗМ И ЛЖЕСОЦИАЛИЗМ

Построение социалистического общества заключается не только в изменении отношений собственности и в замене частной собственности на средства производства общественной собственностью. Подлинный социализм должен изменить отношение людей не только к машинам, но и друг к другу, а это не является автоматическим следствием отношений собственности. Угнетение и эксплуатация одних людей другими может происходить не только через институт собственности, но и через институт власти, а также через посредство других форм управления и контроля. Между тем подлинный социализм, как его представляли лучшие люди прошлого, должен исключать любые формы эксплуатации и угнетения, он должен быть глубоко гуманным строем, который создается для человека, для счастья людей.

Еще в феврале 1845 года, размышляя об исторической миссии пролетариата, Энгельс заявлял, что «речь идет о создании для всех людей таких условий жизни, при которых каждый получит возможность свободно развивать свою человеческую природу, жить со своими ближними в человеческих отношениях и не бояться насильственного разрушения своего благосостояния» [859] .

В «Манифесте коммунистической партии» дается такое определение коммунизма: «Ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех» [860] . Это определение является одним из основополагающих для научного социализма.

Целью основанной Лениным коммунистической партии было создание подлинно социалистического общества. И надо сказать, что усилиями партии и народа после Октябрьской революции было сделано немало для осуществления этой цели. Фабрики и заводы были переданы в собственность пролетарского государства, земля перешла в руки крестьян. Тем самым была создана экономическая основа для развития подлинно социалистической демократии. Трудящимся были предоставлены широкие социальные права и свободы, женщина обрела равные права с мужчиной, широким массам рабочих и крестьян был открыт путь к образованию и культуре, к преодолению классовых и национальных антагонизмов. Было бы ошибочным, ссылаясь на уродства сталинского режима, отрицать эти главные социальные завоевания Октябрьской революции. На смену отношениям вражды и эксплуатации между людьми стали приходить отношения дружбы и сотрудничества. Этот процесс был, однако, значительно задержан в условиях сталинской диктатуры.

Развитие социализма и социалистических отношений нельзя рассматривать односторонне, лишь как борьбу между социализмом и капитализмом, феодализмом и другими пережитками докапиталистических эксплуататорских обществ. Опыт истории показывает, что капитализм и феодализм не всегда выступали в своем открытом и традиционном обличье, нередко они старались прикрыть свою сущность какой-либо внешне привлекательной формой. Типичным примером такой социальной мимикрии была созданная в начале XVII века иезуитами «христианская республика» в Парагвае, тюремно-казарменный режим которой прикрывался формами «христианско-коммунистического государства гуарани». Неудивительно, что, создавая свое учение, К. Маркс и Ф. Энгельс неизменно боролись не только с открыто антисоциалистическими утверждениями и взглядами, но и с различного рода лжесоциалистическими и лжекоммунистическими учениями и теориями.

В своей статье «Марксистская традиция борьбы против «казарменного коммунизма» советский философ Ю. Ф. Карякин писал: «Что такое этот псевдокоммунизм, который Маркс и Энгельс характеризовали как "грубый", "примитивный", "инстинктивный", "уравнительный", "непродуманный", "аскетический", "казарменный"? Это – не только политическая тактика, основной чертой которого является сектантство, но целая система воззрений, это – особое мировоззрение, главным признаком которого является "представление о некоем минимуме", "определенная ограниченная мера". Эта мера заставляет собственный узкий кругозор навязывать миру в качестве закона мировоззрения, низкий потолок принимать за небо. А потом на этом "небе" водружаются свои "солнца", на "небо" это вскарабкиваются свои боги, благо карабкаться невысоко... Это предельное снижение критериев социального прогресса, критериев коммунизма, включающих в себя всю совокупность экономических и политических, идейных и этических показателей. Это – замена критериев объективных субъективными, произвольными. Отрицание личности – такой исходный и конечный пункт идеологии «казарменного» коммунизма». В этом его подлинное кредо, здесь его цель и средство, здесь его идеал и путь к достижению идеала.

...Отрицание личности, – продолжает Ю. Карякин, – характерное для псевдокоммунизма, порождает зависть, стремление к нивелированию, господство всеобщей серости, срединности, воинствующее невежество, тупую ненависть к "образованным", превращение великого демократического требования равенства в уравнивание всех "рядовых" по низшему или серединному уровню, произвол вместо научной политики, своеобразную светскую религию, которая должна заменить религию "чистую", когда "истина" для верующих преподносится лишь как откровение свыше, как чудесный дар, а еще чаще как приказ, требующий беспрекословного подчинения. Фраза о демократизме оборачивается организацией восторженных одобрений истин-приказов» [861] .