Рой Медведев - К суду истории. О Сталине и сталинизме

В Актюбинске брат поступил работать в потребкооперацию плановиком-экономистом. Кроме того, он продолжал заниматься своей научной работой. Летом 1935 года тяжело заболела его жена. Брат прислал мне телеграмму, просил приехать. Я тут же выехала в Актюбинск, жена брата лежала в больнице, сам он был в очень тяжелом состоянии. Через месяц, когда жена его поправилась, я уехала домой в Москву… Брат сказал мне, что в Москву он и не хочет вернуться, не хочет встречаться с прежним кругом знакомых. Это показывало, как глубоко он потрясен всем пережитым. Только большой оптимизм, присущий ему, и глубокие научные интересы давали ему силы жить.

Осенью 1937 года при массовых арестах того времени брат мой был снова арестован. Тюрьма в Актюбинске была переполнена, условия содержания заключенных были ужасающими. После краткого пребывания в тюрьме он из Актюбинска был куда-то переведен. Больше мы о нем ничего не могли узнать».

Заслуживает быть отмеченной трагическая судьба Н. Суханова, автора «Записок о революции», человека, сыгравшего важную роль в первые дни Февральской революции 1917 года. Сломленный на предварительном следствии, Суханов не «подвел» своих следователей на процессе. Однако в дальнейшем Суханов нашел в себе силы для протеста и после нескольких голодовок был освобожден из заключения. Но в 1937 г. Суханов был вновь арестован и погиб в заключении. Он умер в лагере или был расстрелян в 1940 г.

МАССОВЫЕ РЕПРЕССИИ СРЕДИ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ И СПЕЦИАЛИСТОВ

Политические процессы конца 20-х – начала 30-х гг. послужили поводом для массовых репрессий против старой, или «буржуазной», интеллигенции, представители которой работали в различных наркоматах, учебных заведениях, в Академии наук, в музеях, кооперативных организациях, а также в армии. Среди этих людей было немало бывших членов кадетской партии, даже умеренных монархистов, участников националистических движений, а также бывших меньшевиков, эсеров. Только очень немногие из них в 20-е гг. примкнули к большевикам. Большинство же вообще не занималось политикой. Однако, пользуясь относительной свободой времен нэпа, некоторые деятели старой интеллигенции принимали участие в работе различного рода религиозно-этических кружков и групп, литературных и национальных объ еди нений. Между той частью старой интеллигенции, которая осталась в СССР, и той, которая в 1918 – 1923 гг. эмигрировала за границу, существовали различные связи, однако они почти никогда не принимали криминального характера, даже с точки зрения советского законодательства 20-х гг. Несомненно, многие представители старой интеллигенции относились с некоторой иронией или даже пренебрежением к вождям большевиков, включая и Сталина, а Ленин не был для этих людей кумиром. Но свои взгляды они не высказывали публично, а лишь в самом узком кругу. Важно другое, главное: в целом все старые специалисты относились вполне лояльно к Советской власти и приносили ей немалую пользу своими знаниями и опытом.

Основной удар карательные органы наносили в 1929 – 1932 гг. по технической интеллигенции – «спецам». Газеты писали, что вредительство под руководством «спецов» проникло повсюду, что на судебных процессах была раскрыта только «головка» вредительских организаций, а не широкие слои их участников. Появлялись даже заявления о том, что «старое инженерство нужно безусловно считать настроенным контрреволюционно на 90 – 95 процентов» [275] .

Вспоминая об этом нелегком времени, инженер-химик Д. Витковский писал в своей автобиографической повести «Полжизни»: «В январе 1931 года волна арестов бросила меня в тюрьму. Тюрьмы были забиты до отказа. Меня поместили в камеру, очевидно, наспех приспособленную из небольшого подвального помещения, выходившего единственной маленькой отдушиной на Малую Лубянку… Объяснения начались быстро и энергично, как в детективном романе. Оказывается, я был деятелем разветвленного антисоветского заговора… изобретал яды для уничтожение членов правительства… в заговоре участвовали военные… за ними по пятам скользили невидимые шпики… теперь все уже выяснено и не хватает только нашего признания.

Увы! Я ничем не мог помочь следствию и только утверждал, что никакого заговора не знаю и с заговорщиками не общался… Допросы велись только по ночам. Многие всю ночь. На измор. Но – сидя.

Через месяц, как обработанного, перевели в Бутырку… Часть заключенных спала прямо на цементном полу; некоторые без всяких подстилок. В камере при мне было от 60 до 80 человек; среди них несколько профессоров, преимущественно технических специальностей, не меньше пятидесяти инженеров и немного военных, писателей, артистов. Недаром тюрьмы в то время назывались остряками “домами отдыха инженеров и техников”.

…Почти все заключенные того времени быстро сдавались на следствии и подписывали фантастические обвинения. По существу, никакого следствия и не было. Была система вынуждения ложных показаний угрозами расстрела, ареста членов семьи или обещаниями смягчения участи… И был ли смысл бороться? Все очень хорошо усвоили уроки шахтинского и рамзинского процессов: уцелеть можно, только оговорив себя и других. Кто пытается сохранить свое достоинство – погибает. Никто не обманывался насчет истинной цены этих признаний. Некоторые переживали свое падение трагически; большинство махнуло рукой на этическую сторону вопроса: против рожна не попрешь!.. Я не захотел стать на проторенную дорожку и был наказан: получил расстрел с заменой десятью годами…» [276]

О том же писал в своих неопубликованных воспоминаниях и авиаинженер С. М. Данскер: «После окончания института в начале 1930 года меня направили на самолетостроительный завод… На территории завода № 39 имелся деревянный одноэтажный ангар, переоборудованный под жилье. В нем под охраной жили 20 арестованных, в большинстве своем пожилых инженеров, имевших право выхода только на территорию завода, но не с завода. Этих лишенных свободы инженеров работники завода между собой так и называли “инженерами-вредителями”. Память сохранила следующие фамилии: Григорович Д. П. – авиаконструктор, Поликарпов Н. Н. – авиаконструктор, Надашкевич А. В. – конструктор по вооружению самолета, Крейсон П. М. – инженер по статиспытаниям, Гончаров Б. Ф. – аэродинамик, Косткин И. М. – организатор производства, Тиссов – плановик, Вознесенский – плановик, Щербаков – конструктор электропечей, Днепров – моторист, Некрасов – профессор, Сидельников А. Н. – конструктор. Я стал приглядываться ко всем вредителям, жившим в ангаре № 7. Тех из них, с которыми у меня был деловой производственный контакт, я имел возможность в течение двух лет особенно внимательно наблюдать. В результате чего пришел к выводу, что это не преступники, а в высшей степени порядочные и даже благородные люди. Если нужно что-нибудь для производства, то даже ночью, разбуженные мною через красноармейцев, охранявших ангар, прерывают свой сон, идут в комнату КБ, делают расчеты и пишут на служебной записке технические решения, чтобы производство опытного самолета не задерживалось даже ночью. После двух лет наблюдений я думал о них так: “Это культурные, интеллигентные специалисты, высокоорганизованные, глубоко технически образованные, добросовестные инженеры и вполне порядочные и честные работяги, у которых молодежь, то есть такие, как я, инженеры, должны многому и многому учиться. Да это совсем не вредители”».