Рой Медведев - К суду истории. О Сталине и сталинизме

Как известно, образование Коминтерна происходило в обстановке ожесточенной борьбы между молодыми коммунистическими партиями и различными течениями и группами западной социал-демократии, которые восстанавливали свои организации и связи после тяжелых потрясений Первой мировой войны. Мы не имеем возможности анализировать здесь историю и причины этого прискорбного раскола в рабочем движении, при объяснении которого каждая из сторон выдвигала тогда весьма веские доводы в защиту своей политики и позиции. Эта политическая и идеологическая борьба двух Интернационалов происходила на протяжении всего периода 20-х гг., когда не только Сталин, но также Троцкий, Зиновьев, Каменев и Бухарин как бы соревновались друг с другом в обвинениях в адрес социал-демократов. Обвинение в социал-демократизме или меньшевизме было в этот период едва ли не самым оскорбительным для большевика.

Несомненно, что уже в 20-е гг. было ошибкой называть социал-демократов «социал-фашистами», «умеренным крылом фашизма», «главной социальной опорой фашизма» и т. п., хотя определения подобного рода можно найти даже в Программе Коминтерна, принятой на VI конгрессе этой организации в 1928 г. В 1929 – 1931 гг. политический экстремизм Сталина становился особенно опасным. Наступление фашизма в западных странах делало совершенно необходимым поворот в политике коммунистических партий. Главной политической задачей становилась борьба за установление единого фронта рабочего класса и общенародного антифашистского движения, а не борьба против социал-демократии. Иными словами, требовалось проводить политику сближения и единства действий с социал-демократическими партиями, которые в рабочем движении западных стран были преобладающей силой.

Можно не сомневаться, что в этих новых условиях В. И. Ленин сумел бы своевременно произвести необходимый политический поворот. Известно, что в годы Гражданской войны в России большевики не только арестовывали, но и расстреливали эсеров, меньшевиков и анархистов как своих злейших врагов. Немало большевиков пало в эти годы от пуль эсеров и анархистов, особенно на территориях, контролируемых эсеро-меньшевистскими и анархистскими отрядами, армиями и «правительствами». И тем не менее, когда белые армии генерала Деникина в 1919 г. угрожали Москве, Ленин распорядился освободить из тюрем меньшевиков и эсеров, и они добровольно шли прямо на фронт, иногда даже в качестве комиссаров, чтобы сражаться за Советскую власть. Были также восстановлены союзные отношения с повстанческой армией анархиста Нестора Махно, которая была формально включена в Красную Армию и громила на Южной Украине отборные полки деникинской армии.

Несомненно, что «правые» социал-демократы помогли после Первой мировой войны сохранить в Западной Европе капиталистическую систему. Оказавшись в ряде стран Запада у власти, они и не помышляли о переходе к социализму. Но во многих случаях буржуазия не хотела идти даже на те незначительные реформы, которые пытались осуществить социал-демократические партии. А в таких странах, как Германия, Италия и Япония, где значительная часть буржуазии делала ставку на фашистское движение, социал-демократические партии переходили в оппозицию. Более того, перед лицом фашистской опасности многие социал-демократические группы и лидеры начинали занимать все более отчетливую антифашистскую позицию. Но Сталин, казалось, не замечал всех этих изменений, продолжая настаивать, в первую очередь, на борьбе против социал-демократии. Не без влияния Сталина 11-й пленум Исполкома Коминтерна принял в 1931 г. следующую резолюцию: «Успешная борьба против фашизма требует от компартий… быстрого и решительного исправления ошибок, в основном сводящихся к либеральному противопоставлению фашизма буржуазной демократии и парламентских форм диктатуры буржуазии ее открыто фашистским формам, что являлось отражением социал-демократических влияний в коммунистических рядах» [295] .

С особенным рвением Сталин нападал в начале 30-х гг. на «левых» социал-демократов, имевших значительное влияние в рядах рабочего класса. Именно Сталин называл «левых» социал-демократов наиболее опасным и вредным течением в социал-демократии, так как они, по его мнению, прикрывали свой оппортунизм «показной революционностью» и этим отвлекали трудящихся от коммунистов. Сталин слишком быстро забыл, что именно «левые» течения в социал-демократии и послужили основой для создания коммунистических партий. Если Ленин называл Розу Люксембург «великой коммунисткой», «представителем пролетариата и нефальсифицированного марксизма», то Сталин развернул в начале 30-х гг. борьбу против «люксембургианства».

Наиболее значительный ущерб эта сектантская позиция причинила Германии, где угроза фашизма была особенно значительной. Как известно, на выборах в рейхстаг в 1930 г. нацистская партия собрала 6 тыс. 400 голосов, что означало рост в 8 раз по сравнению с 1928 г. Но за социал-демократов проголосовало более 8,5 млн избирателей, а за коммунистов – 4,5 млн. В 1932 г. на выборах в рейхстаг гитлеровская партия получила уже 13 тыс. 750 голосов, компартия – 5,3 млн голосов, а социал-демократы – около 8 млн. Если бы коммунисты и социал-демократы создали единый фронт, то они, несомненно, сумели бы, и в 1930-м, и даже еще в 1932 г. остановить продвижение Гитлера к власти. Но единого фронта не существовало, напротив, руководящие группы обеих рабочих партий вели друг против друга ожесточенную борьбу. Вот, например, что говорилось в одной из распространяемых в это время листовок КПГ: «Другой различимой с большим трудом, но коварной разновидностью фашистов являются социал-фашисты». В 1932 г. ЦК КПГ направил местным организациям специальный циркуляр, в котором говорилось, что «левые» социал-демократы «принадлежат к авангарду контрреволюционной буржуазии, к злейшим врагам и предателям пролетариата» [296] . Особенно рьяно проводила в КПГ линию Сталина группа Г. Неймана – Г. Реммеле. Г. Реммеле даже заявил в рейхстаге в 1931 г.: «Фашистское господство, фашистское правительство не пугает нас. Оно еще быстрее обанкротится, чем любое другое» [297] . Советский публицист Эрнст Генри писал в 60-е гг. о позиции Сталина и КПГ: «Старые социал-демократические рабочие повсюду были не только оскорблены до глубины души, они были разъярены. Этого коммунистам они не простили. А коммунисты, стиснув зубы, выполняли приказ о “смертном бое”. Приказ есть приказ, партийная дисциплина – дисциплина. Везде, как будто спятив с ума, социал-демократы и коммунисты неистовствовали друг против друга на глазах у фашистов. Я это хорошо помню. Я жил в те годы в Германии и никогда не забуду, как сжимали руки старые товарищи, видя, как все идет прахом, как теория социал-фашизма месяц за месяцем, неделя за неделей прокладывает дорогу Гитлеру. Сжимали кулаки, подчиняясь “уму” и “воле” Сталина, и шли навстречу смерти, уже поджидавшей их в эсэсовских застенках» [298] .