Михаил Богословский - Дневники. 1913–1919: Из собрания Государственного Исторического музея

14 мая. Суббота. Развернув газету, увидел довольно подробное известие о болезни С. Ф. Фортунатова. Оказывается, вчера на Курсах после экзамена с ним случился удар в то время, как, выйдя в швейцарскую, он подписывал поданную ему служителем повестку. Он упал, лишившись языка. Была вызвана карета скорой медицинской помощи, и он был отвезен в 1-ю Городскую больницу в клинику Dr. Готье. По сообщению «Русских ведомостей», вечером ему уже было лучше. Речь вернулась, но рука и нога поражены параличом. Известие не из приятных.

Другое тоже неприятное, хотя и не в такой степени, известие было от Барковой, говорившей по телефону из Сергиева Посада. Архимандрит-наместник Кронид не разрешил ей, как женщине, заниматься в монастырской библиотеке. Она спрашивала моего совета, но говорила по телефону неясно, и я ей ничего не мог посоветовать, ограничиваясь только восклицаниями сожаления. И мне неловко перед Платоновым, которому я, положившись на уверения Туницкого, писал, что доступ женщинам наместник теперь разрешает. Но Кронид, увидев перед собою молоденькую и хорошенькую барышню, видимо, побоялся всяких возможных в монастыре сплетен и пересудов, если бы она стала работать в монастырской библиотеке. Досадно вообще, и на Туницкого в особенности. Уже не первое доказательство, что на слово этого человека нельзя полагаться. Будем впредь осторожнее.

Получил телеграмму от В. И. Саитова из Петрограда о том, что великий князь приглашает на заседание Общества 24 мая в 9 ч. вечера. Вероятно, по поводу юбилея Общества, исполняющегося 23 мая165. По этому поводу мне звонил по телефону Матвей Кузьмич [Любавский], и мы решили на всякий случай заказать билеты, а затем запросить Саитова о предметах заседания, стоит ли ехать. Может быть, чтонибудь настолько неважное, что и не стоит.

У меня был Н. В. Лысогорский, вернувшийся из Петрограда, где прошла его диссертация о единоверии, и он теперь, приобретя докторскую степень, остается все же доцентом, хотя у нас есть профессора магистры и есть 3 места свободных: две ординатуры и одна экстра-ординатура. Вот и порядки в Академии! Мы позавтракали втроем: он, я и Миня.

Выйдя погулять, я встретил Д. Н. Егорова, спешащего в типографию по делам журнала. В 5 часов у меня была С. Н. Нюберг, заходившая по делам Государственной комиссии на Курсах. Она ездила в Петроград к Игнатьеву делегаткой от слушательниц, держащих государственные экзамены, с ходатайством об освобождении их от экзамена по тем предметам, которые полностью сданы ими на курсах. Русская история читается и сдается ими, действительно, в очень полном виде. Игнатьев предоставил решить дело самой комиссии. Так как я не член комиссии, а только экзаменатор, то направил ее к Матвею Кузьмичу [Любавскому]. Возможно, что экзамен по русской истории и совсем не состоится, если русская история сдана всеми, а кажется, без этого не выдают диплома. Все это показывает совершенную ненужность комиссии и сдавания одного и того же экзамена двукратно.

Вечер дома, читал Зайончковского. Хорошо описана осада Силистрии166, и, несмотря на то что это plusquamperfectum [32] , тяжело читать. Стоит необычайно холодная погода весь май. Сегодня только 3–4° тепла. Мы выходим в драповых пальто. Совсем не тянет на дачу.

15 мая. Воскресенье. Продолжается очень большой холод. Небо затянуто облачным тентом, и получается какое-то давящее состояние. Утро над Петром. В четвертом часу ко мне пришли оставленные по русской истории Л. И. Львов и И. Ф. Рыбаков. Первый сделал довольно много, второй меньше, но очень основательно. Были также за чаем Липа с Мишей. Я отправился их провожать и вечер провел у них. Разговор с Шуриком о лермонтовском «Демоне».

16 мая. Понедельник. Утро над Петром, все ушло на разыскания биографических сведений о боярине А. С. Шеине, главнокомандующем во 2-м Азовском походе167. После завтрака заходил в Архив МИД посоветоваться с С. А. Белокуровым по поводу дела девицы Барковой, не допущенной наместником Лавры к занятиям в Лаврской библиотеке. Обо всем этом прислал мне вчера подробное письмо Туницкий. С. А. [Белокуров] обещал в случае, если понадобится, выписать сборники, нужные для Барковой, в Общество Истории и Древностей с тем, что заниматься ими она могла бы в Архиве МИД. Б. М. Соколов подарил мне свою книгу: собрание сказок и песен Белозерского края, записанных им вместе с братом и изъятых из продажи168. Вернувшись домой, я написал Туницкому, и только что отнес письмо в ящик, как по телефону от Троицы Туницкий мне сообщил, что дело приняло благоприятный оборот. Баркова получила от Платонова, которого она обо всем известила, телеграмму: «Волжиным телеграфировано митрополиту. Допущена». Значит, С. Ф. [Платонов] съездил к обер-прокурору и выхлопотал разрешение сверху. Интересно, как поступит теперь наместник. Вечером у нас были П. И. и Л. С. Живаго.

17 мая. Вторник. Утро ознаменовалось большим и радостным событием: я, наконец, купил себе новую обувь – штиблеты за 22 р. 80 к. (прежде за такие платил 8—10 руб.) и большие сапоги для деревни за 22 р. (прежде цена им была 10 р.) Но хорошо, что нашел в магазине Офицерского общества. Повсюду только и разговоров о том, что обуви нигде нет. Прямо хоть поставь ее на стол под стекло, да и любуйся как редкостью.

У нас завтракал профессор Академии Иван Васильевич Попов. Миня необыкновенно радовался покупке мною сапог, надевал их и с торжеством показывал Ивану Васильевичу [Попову]. Остальной день за работой.

18 мая. Среда. Утром выходил по делам. Был на Курсах, отдал сочинение Николаевой и зачетный список за семинарий. Оттуда проехал в Университет в канцелярию Совета взять отдельный паспорт Лизе. Из Университета прошел в контору Джамгаровых застраховать выигрышный билет на 1 июля, что стоит уже 34 р. 50 к. Это последний раз, дальше страховка сделается непосильной. Вернулся домой в 12 час., спешил, потому что к нам хотел прийти к завтраку другой профессор Академии С. И. Смирнов. С. И. [Смирнов] был у доктора, проф. Шервинского по поводу своих немощей, Шервинский, однако, ничего у него не нашел. Разговор, разумеется, более всего об Академии.

После его ухода я принялся за Петра и поработал особенно интенсивно до 7 час. вечера, порядочно написав. Стала необычайно понижаться температура. Утром было +10°, часов с 4-х термометр начал быстро понижаться, и в 7 час. вечера было уже только + 2°. Вечером я читал Мине из «Таинственного острова», а затем сделал прогулку по холоду.

19 мая. Четверг. Вознесение. Продолжает стоять сильный холод. По газетам, ночью был мороз. Сегодня докончил описание 1695 г. В те дни, когда не удается работать над биографией Петра, не чувствую себя нормально. Заходил ко мне студент, сын покойного проф. Шостьина, занес мне некролог отца, составленный А. М. Туберовским. Юноша необычайной скромности. Очень доволен тем, что поступил в Университет. Говорил со мной о войне и о том, что уже над ним тяготеет возможность призыва. Он родился в 1897 г. Я его успокоил, сказав, что берут только студентов, достигших 21 года, а потом в газетах прочел, что Игнатьев вносит предложение в Совет министров брать родившихся в 1896 и в 1897 году, но не трогать студентов 3-го и 4-го курсов. Вечер дома. Читал Мине из «Таинственного острова», а затем за книгой. На театре военных действий полное затишье кроме Вердена. Что-то дальше! В Государственной думе пошлейшая речь Чхенкели169.