Михаил Богословский - Дневники. 1913–1919: Из собрания Государственного Исторического музея

11 апреля. Вторник. Очень пристально работал над статьей с 10 часов до 5 вечера, не заметив, как пролетело это время, и только по усталости догадался, что уже поздно. Заходил ко мне один из студентов Академии по делу о кандидатском сочинении и рассказал о визите в Академию оберпрокурора [В. Н. Львова]. Был затем студент Университета, очень жизнерадостный юноша Шифрин, принесший реферат для просеминария и спрашивавший, будет ли завтра просеминарий. Я ему сказал, что я уже более не профессор. Он мне заявил на это, что «все студенты очень жалеют о вашем уходе, собираются министру ходатайство подавать». Я поблагодарил юношу за доброе слово. Вечер провел за чтением «Истории Греции» Виппера. Встретил на прогулке Б. А. Тураева, настроенного мрачно и передавшего мне о мрачном настроении С. Ф. Платонова.

12 апреля. Среда. Имел я удовольствие еще раз прочесть в «Русских ведомостях» об увольнении своем из Университета. Оказывается, пришла бумага из министерства к ректору [М. К. Любавскому] об утверждении вновь вступивших профессоров. Поэтому «Русские ведомости» еще раз припомнили и уволенных. Вот и выходит, что жизнь – игра; одни выиграли, другие проиграли; завтра получится обратное отношение. Газета все же меня расстроила. Хорошо, что я взял ее в руки довольно поздно и до тех пор много успел написать о Псковской правде. Вчера доработавшись до усталости, я никак не мог сладить с концом 42 статьи. Продолжал о нем думать и вечером. Утром сегодня очень рано, в седьмом часу, проснулся с готовым решением вопроса и поспешил сесть за стол и записать пришедшее в голову решение. То же бывало еще в гимназии, когда приходилось приготовлять уроки по задачам из математики. С вечера путаешься, не можешь решить, бросишь. Утро приносит с собою решение. Потому-то народная пословица и говорит: «Утро вечера мудренее». В газетах прочел заявление комиссара Москвы Кишкина, что содержание Московского совета рабочих депутатов обходится 250 тысяч в месяц и он не знает, где взять эти средства95. Большую часть дня шел дождь, под который и я попал во время прогулки.

13 апреля. Четверг. Встал очень рано и усерднейшим образом работал над статьей о Псковской правде до завтрака. С 81/2 часов до часу. После завтрака встретил Савина, который сообщил мне, что, несмотря на «Русские ведомости», бумага об увольнении и о включении профессоров еще не получена, говорил мне, чтобы я не беспокоился относительно выборов. Я сказал ему, что у меня есть враги. На это он заметил: «Конечно, вы человек с углами в политике, но все же…» Пока мы так разговаривали, стоя на улице у церкви св. Бориса и Глеба96, вдруг показалось надвигавшееся на нас по проезду Тверского бульвара войско. Во главе ехали начальники на конях, затем двигался хор музыки, за ним шли солдаты в походной форме, заново одетые, но часть шла рядами, другие валили гурьбами по мостовой и по тротуарам, заполняя собою всю мостовую и тротуары по обеим сторонам, в беспорядке, вперемешку с офицерами. Несли красные какие-то флаги с надписями. За воинством двигались обозы с амуницией. Мне стало стыдно и больно при виде этой картины, да и Савин глядел на нее в недоумении. Воинство двинулось через Арбатскую площадь и затем по Арбату, запружая беспорядочной массой весь Арбат и оба тротуара. Спасаясь от дождя, я сел в тихо проходивший трамвай и медленно двигался за этой массой. Войско шло, по-видимому, на Брянский вокзал. С музыкой, и без рядов, в беспорядке. Уж хоть бы все валили толпой! Хуже всего, что часть шла рядами, часть толпою. Тяжело!

Написал письма, между прочим, Лаппо-Данилевскому. Вечер дома. Читал Мине из «Мертвых душ», а затем Виппеpa. Температура стала сегодня при холодном и сильнейшем ветре быстро падать и понизилась до +1°.

14 апреля. Пятница. Отводил Миню в школу при холоде в 1°. Все утро затем за статьей, и довольно производительно. Был на семинарии на В. Ж. К. Зайдя в канцелярию нашего факультета, встретил В. М. Хвостова, с виду весьма довольного. Он обратился ко мне со словами: «Мой белый шар для вас». Я его поблагодарил и сказал, что переживаю тяжелое время. В ответ на это он еще несколько раз повторил о белом шаре и добавил: «Я и Александру Аполлоновичу (Мануйлову) об этом говорил, и он сказал, что положил бы вам белый шар». Вошедший при этом Поржезинский также уверял меня, что мне беспокоиться нечего. Ну, поживем, увидим. Вернувшись домой, нашел у себя замечательно теплое письмо С. Ф. Платонова с выражением сочувствия. Вечер дома за книгой Виппера.

15 апреля. Суббота. Утро за работой над статьей, а затем сегодня мне особая удача. Пришел завтракать проф. Ив. Вас. Попов, рассказавший об академических событиях. Ректор наш [епископ Волоколамский Феодор (Поздеевский)], сильно замешанный в неудавшейся попытке митрополита Макария обратиться с воззванием к провинциальным епископам97, куда-то скрылся, и где находится, неизвестно. Много говорили мы о предстоящих церковных реформах. К нему явился священник С. М. Соловьев, внук историка и племянник Владимира Соловьева с предложением учредить общество для исследования вопросов, касающихся соединения Православной церкви с Католической. Намечается, следовательно, и такая тенденция в нашей церковной жизни. После Ив. Вас. [Попова] у нас были Новиковы, а вечером Д. Н. Егоров с рассказами о происходящем в высших школах. В Лазаревском институте будто бы студенты не признают власти директора, а выбрали в директора студента и т. п.

16 апреля. Воскресенье. У обедни в Девичьем монастыре. Решил дать себе отдых от работы над Псковской Судной грамотой и весь день читал Виппера. Получил из Университета бумагу о моем увольнении: это уже третья по счету.

Строй новый, а бумагомарание остается, следовательно, прежним. Испытал только лишний укол. В газетах циркуляр князя Львова к губернским комиссарам, чтобы пресекли начавшиеся самовольные экспроприации земель, немедленно, энергичнейшим образом под своей ответственностью98; но что они могут сделать, и где у них средства? Это выстрел, сделанный в воздух. В Москве вчера две экспроприации в магазинах: маски с револьверами, «руки вверх» и т. д. – удавшиеся и одна, закончившаяся неудачей, т. е. поимкой одного из участников.

17 апреля. Понедельник. После вчерашнего перерыва в занятиях над Псковской статьей, я работал сегодня с удвоенной энергией и написал гораздо более обыкновенного. Стоит сильнейший холод, резкий северный ветер, временами падает мокрый снег. Я ходил за Миней в его школу, а затем перед обедом в облюбованный им магазин, где он и прочие гимназисты такого же типа покупают редкие почтовые марки. Вечером у нас молодые люди Богословские. Наше общество, охваченное порывом, слишком увлечено революцией и верит, что с марта месяца 1917 г. наступит в России земной рай. Отрезвляющие и предостерегающие речи бесполезны. Единственным вразумителем и учителем будет опыт. Пусть сама жизнь отбросит то, что не может привиться, и удержит то, что окажется жизнеспособно. Правда, с такой философией мы дойдем до крайностей. Но что же делать, когда другие методы обучения невозможны?