Михаил Богословский - Дневники. 1913–1919: Из собрания Государственного Исторического музея

20 июня. Вторник. Утро за работой до 4 часов. После чая ходили в Кораново, где куплен был петух за 61/2 р. Ранее это была цена теленка. Я его торжественно нес в корзине. Вечер в беседе с нашими соседями о текущих делах. Известие о нашей победе под Ковелем: взято в плен 10 000 австрийцев145. Отлично; может быть, это начало нашего отрезвления.

21 июня. Среда. Барометр сильно понижается, но погода все время сухая. Сегодня утром дождь застал меня на прогулке, но слишком недолгий и небольшой. Работа над биографией. Вечером с соседями наблюдали затмение луны. Что затмение луны перед тем затмением, которое нас теперь охватило!

22 июня. Четверг. Довольно прохладно, и дождь, достаточный вполне для хлеба и травы. День проведен обычным порядком. До чаю за работой: Петр в Саардаме146, что как-то не выходит. Затем занимался рубкой дров. Получены газеты, сразу несколько.

23 июня. Пятница. День пасмурный и дождливый. Биография. Вечером газеты с ворохом мерзостей об анархистах в Петрограде147.

24 июня. Суббота. Опять ясно. Утро и до 5-го часа за работой. Были на усадьбе Теляковского и осматривали этот старинный барский дом, кажется, в трех поколениях принадлежащий Теляковским. Сколько вкуса, тонкого и изящного! И неужели все эти уголки теперь должны исчезнуть перед пропотелым «спинжаком» товарища Семена и все должно быть заплевано подсолнечной скорлупой. У барина в усадьбе, у священника в его домике, у мужика в его избе есть своя, ему именно свойственная и им созданная обстановка, его именно отражающая. А «товарищ» в этом отношении ничего пока не создал.

25 июня. Воскресенье. Утром большая прогулка по солнцу, потому что день очень холодный. Заходил в церковь к обедне, оттуда возвращались вместе с соседом, о. Аркадием, беседуя о царях Александре] III и Н[иколае] II, а также о Петре Великом. Затем работа над биографией до 4 ч. Получил письмо от проф. Фирсова из Казани с выражением сочувствия по поводу моего университетского приключения и с похвалами статье «Детство Петра Великого». Он одобряет мысль о биографии и желает успеха. В газетах слух о выходе в отставку Мануйлова и Герасимова вследствие резолюции Совета солдатских депутатов, в резких выражениях осуждающей деятельность министерства как ретроградную и контрреволюционную!148 Скажите пожалуйста! Советы невежд и псевдонимов добираются, наконец, и до народного просвещения и его перефасонят по-своему, заведя и тут всю пошлость социалистических выкриков. Очевидно, еще и случай вышибить одного кадета из министерства, все хоть одним меньше. Если все это действительно так, то какое бесславное министерство фанфарона Мануйлова перейдет в историю: вступив на престол, изгнал 75 профессоров, глупо пригрозил предпринять «чистку» учителей, но учителя организовались в союз и задали ему самому чистку на съезде – попробуй-ка уволь кого-нибудь из членов союза, собрал съезд гимназистов и упразднил буквы «Ъ» и «Ъ»149. Вот и вся деятельность этого министерства. А сколько было трубных звуков и рукоплесканий при вступлении в министерство.

26 июня. Понедельник. Я ездил в Песочное за деньгами, которые плывут здесь необыкновенно. Работал мало, стал чувствовать себя плохо, во всем теле какое-то ломанье. У меня оказался жар 38,5°, и я лег в постель.

27 июня. Вторник. Жар у меня за ночь прошел. Я чувствовал себя слабым, тем не менее благодаря дурной погоде работал более, чем когда-нибудь. После чаю прогулка и разговор с нашими соседями: с о. Аркадием о гимназическом образовании, с Климовым – он рыбинский лесопромышленник – об общем политическом положении.

28 июня. Среда. Утро за работой, весьма интенсивной и затянувшейся до 4 часов дня. Затем пренеприятное известие мы получили, проходя мимо лавки и зайдя в нее, чтобы отдать письмо: оказывается, у лавочника заболел сын, мальчик лет 8, у него, судя по описанию, скарлатина. Мы испытываем тревогу, подобно тому, как в Ассерне и в Нодендале150. Вечером сильная гроза. Я совершенно выбит из колеи этим происшествием. Болезнь эта и в Москве на каждом шагу грозит ребенку; но здесь мы на бивуаке и нет медицинской помощи. Были после чая в усадьбе Теляковских; но прогулка уже не доставила мне никакого удовольствия.

29 июня. Четверг. Петров день – большой летний праздник – был для Шашкова омрачен печальным происшествием. К нашему берегу прибило водою труп мальчика лет 12, видимо, утонувшего во время купанья. Его заметил гувернер, состоящий здесь при двух мальчиках на даче № 1, и с большим волнением сообщил об этом матросу Ивану Ивановичу [Монахову] на пристани, где были мы с Миней. Матрос принял известие более чем с равнодушием, даже со смехом: ну утонул, значит, ему на войну не идти, советовал оттолкнуть тело, чтобы его несло водою дальше, но когда это вызвало протест гувернера, то стал говорить: лес велик, зароем и т. д. В самом деле, теперь неясно, к каким властям следует обратиться в подобном случае; прежде начиналось с урядника, и затем дело шло само собою. Теперь, кажется, волость есть центр всякой сельской власти. Дом волостного правления недалеко от нас в деревне Позделинское, но в доме этом никогда никого, кроме старой сторожихи, нет. В окрестностях, оказывается, эпидемия скарлатины, и болеет множество детей. Тревога наша усилилась. Вечером приятное известие о взятии нашими войсками Галича151.

30 июня. Пятница. С утра день пасмурный и дождливый и потому очень благоприятный для работы. Ночью за трупом мальчика, лежавшим все время на берегу, приезжал его отец из Рыбинска, откуда тело принесло, и увез его в лодке. Что испытывал он во время этой поездки? Пришли газеты с известиями о выборах в Московскую думу: из 200 гласных – 116 социалисты-революционеры (что за нелепое название партии, которая вполне могла бы называться крестьянской, земледельческой или как-нибудь в этом роде), 34 кадета, остальные – большевики и меньшевики. Выборы с точки зрения муниципальной довольно дикие: какое отношение имеет проблема социализации земли, с которой носятся эти утописты социалисты]-революционеры], мне совершенно непонятно. Из 116 имен – никто не известен. Пролезло много евреев. Но представителя московского духовенства, которое тоже заинтересовано в городском хозяйстве, – ни одного. В числе 34 кадетов – все виднейшие московские митинговые ораторы и партийные агитаторы, но каковы это будут городские хозяева, вопрос. Получил вторую книжку «Исторических известий». Журнал выходит аккуратно. Честь и слава нашему «профессору-доктору» [Д. Н. Егорову].

1 июля. Суббота. Утро за работой и до 4 ч., когда гувернер с большой дачи, ездивший в Песочное, принес газеты. Живущий в Позделинском на даче директор Ломжинской гимназии Силин отдал нам свою белую муку, полученную им по карточкам за июнь, но лишнюю для него. 11/2 пуда. У нас, таким образом, будет белый хлеб, которого мы уже давно не видали. Сахар третьего дня совсем прекратился, и достать негде: пьем чай с изюмом.