Марина Могильнер - Мифы и заблуждения в изучении империи и национализма (сборник)

32

Zangwill I. The Principle of Nationalities. London, 1917. P 39. Макс Вебер определяет национальность как «общие узы чувства, адекватным выражением которого было бы собственное государство и которое поэтому стремится породить такое государство». См. также: Zimmern А.Е. Nationality and Government, and Other War-Time Essays. London, 1918. P. 52.

33

Ганс Делбрук обращает внимание на то, что в случае с deutsches Volk (немецким народом) мы имеем дело «не с естественно данной, но с возникшей в ходе истории структурой» ( Delbrück H. Regierung und Volkswille. Berlin, 1914. S. 3 ff.).

34

Herberts. Nationality and Its Problems. P. 161. Лорд Актон забил тревогу по поводу политического национализма очень рано, см.: Acton J. The History of Freedom and Other Essays. London, 1907. P. 270–300. С точки зрения экономики см.: Batten Е. Nationalism, Politics, and Economics. London, 1919; Mitscherlich W. Nationalstaat und Nationalwirtschaft und ihre Zukunft. Leipzig, 1916. Призыв лорда Актона в защиту мультинациональных государств был поддержан Карлом Реннером: Renner K. Das Selbstbestimmungsrecht der Nationen in besonderer Anwendung auf Oesterreich. Vienna, 1918. Vol. I: Nation und Staat. S. 29.

35

Burgess E.W., Park R.E. Introduction to the Science of Sociology. Chicago, 1924. P. 931.

36

«Западный национализм… уравнял нацию и общество, т. е. он уже поместил понятие национальности вне природных сил. Принадлежащие к данной нации чувствуют себя дома лишь в своей культуре. Немецкий национализм абсолютизировал связи между созданным гуманистами понятием „народности“ и немецкой философией государства, придав последней направление, которое в конце концов отделилось от западного хода развития» ( Joachimsen Р. Zur historischen Psychologie des deutschen Staatsgedankens // Die Dioskuren. Münich, 1922. Vol. I. S. 115,139).

37

Zemov N. Moscow the Third Rome. London, 1937. P. 47, 49.

Обратный перевод известного текста «Филофеева корпуса», цитируемый Коном по англоязычной работе Николая Зернова. Ссылка на грамоту об учреждении патриаршества ошибочна. – Примеч. пер.

38

Гейнрих Риттер фон Србик называет немецкий народ избранным носителем мировой имперской идеи. «Когда мировая империя Карла V вынуждена была остаться без единой и могучей немецкой основы, тогда и началась внутренняя, заключенная в себя самое и ограниченная унаследованными поселениями жизнь величайшего народа-колонизатора Средневековья, [а вместе с ней и] экономический и мыслительный застой, недостаток мужества, взлет индивидуалистической и партикуляристской мысли и потеря себя в конфессиональной борьбе» ( Srbik H.R. von. Deutsche Einheit. Münich, 1935. Bd. I. P. 36, 49).

39

«Из лютеранства происходит (по крайней мере, отчасти) стремление немцев, обладающих чисто духовной свободой, не столько искать политической свободы, сколько слепо доверять начальству, полагаться больше на „сознательность“ правящих, нежели на политически организованный контроль за правящими. По-настоящему лютеранским является стеснение немецкой духовности и боязнь слишком активного вмешательства в политику, немецкая знаменитая тяга к миру иному. Поскольку германским лютеранским церквам никогда не приходилось, подобно западноевропейским кальвинистам, бороться за собственное политическое влияние и поскольку политическая жизнь их территориальных государств находилась по меньшей мере в застое, у лютеранских церквей отсутствовало естественное стремление к собственно политической активности; именно отсюда и из ограниченности мира маленьких немецких территориальных государств происходит известная политическая пассивность немецкого лютеранства» ( Ritter G. Die Ausprägung deutscher und westeuropäischer Geistesart im konfessionellen Zeitalter // Historische Zeitschrift. Bd. CXLIX (1929). № 2. S. 247 ff.).

40

Национал-социалистическая Германия хотела в качестве первого шага разорвать мирный договор 1648 года. См.: Koop F., Schulte E. Der Westfälische Frieden. Münich, 1940. Шиллер высоко оценивает этот договор в своем прологе к «Лагерю Валленштейна».

41

Австрия и Пруссия стали центрами немецкой политической жизни. В обеих странах «национальный принцип мог быть только колонизаторским, существование его зависело от положения [немцев как] господ по отношению к славянству» ( Joachimsen Р. Zur historischen Psychologie des deutschen Staatsgedankens // Die Dioskuren. Münich, 1922. Vol. I. S. 156).

42

Автор выражает благодарность Жуже Беренд, Маргит Фейшмидт, Йон Фокс, Марку Грановеттеру, Джону Холлу, Виктории Коротеевой, Питеру Левенбергу, Джону Мейеру, Ласло Немени, Маргарет Сомерс, Петеру Стаматову, Дэйвиду Старку и Рональду Суни за комментарии и советы.

43

Частичный список будет включать в себя исследования по международным отношениям и безопасности (поскольку окончание холодной войны заставило переосмыслить понятия «безопасность» и «угроза»); политологию (так как изучение национализма распространилось из своей традиционной области, сравнительной политологии, в более теоретически амбициозные, сознательно «научные» области науки о политике); теорию рационального выбора (в социологии и политологии); антропологию (так как она все более концентрируется на сложных, «современных» обществах); социологию (особенно учитывая «культурный поворот» сравнительной, исторической и политической социологии); этнографию (с частичной конвергенцией литературы по этничности и национализму); культурологию; сравнительное литературоведение; историю искусства; гендерные исследования; музыкологию и различные региональные исследования, включая яркий пример научной перестройки, постсоветские и восточноевропейские исследования.

44

В области постсоветских исследований научные работники, неотягощенные не только минимальным знакомством со специальной сравнительной и теоретической литературой в данной области, но и с более общей теоретической и эмпирической литературой общественных наук, поспешно конвертировали свой интеллектуальный капитал, неожиданно обесцененный концом холодной войны, в новые формы, например, переключившись с исследований вооружений на этнические и национальные конфликты в рамках изучения проблем безопасности. В других областях, далеких от традиционного исследования национализма, восприятие исторической и социологической литературы по национализму было очень выборочным.

45

Например: Anderson В. Imagined Communities. London, 1991; Armstrong J. Nations before Nationalism. Chapel Hill, 1982; Breully J. Nationalism and the State. Manchester, 1982; Gellner E. Nations and Nationalism. Oxford, 1983; Smith A.D. The Ethnic Origins of Nations. Oxford, 1986.

46

Tilly C. Big Structures, Large Processes, Huge Comparisons. N.Y., 1984.

47

В английском тексте автор использует неологизм nationhood, сознательно созданный в качестве аналитической категории отвлеченного порядка. Это языковое творчество является частью исследовательской позиции Роджерса Брубейкера, который подчеркивает семантическую напряженность между категориями практики (политики, общественной деятельности, публичных дискурсов) и категориями анализа и старается дистанцировать аналитический язык от языка политики и повседневной жизни. Понятие nationhood (образовано прибавлением суффикса hood, обозначающего состояние, положение, качество, к nation ) сходно с понятием-неологизмом Бенедикта Андерсона – nationness (образовано прибавлением суффикса ness, обозначающего состояние и качество, к nation ). И то и другое понятие передает отвлеченный и неопредмеченный характер состояния национального как способа полагания социально-политической реальности и формы организации социальных и политических отношений. В отличие от понятия Андерсона понятие Брубейкера, как его определяет сам автор, в большей степени подчеркивает проявленность борьбы за определение границ и характера предполагаемой нации, а равно и за то, чтобы национальная рамка стала единственной когнитивной рамкой социальной и политической жизни. При переводе этого понятия на русский язык было принято решение не создавать неологизма на русском языке (например, «национность»), но использовать понятие «национальность» в его первоначальном значении. Как и «государственность», понятие «национальность» в XIX веке имело собирательный и отвлеченный характер, далеко не обязательно подразумевая реальное социальное тело с определенными границами. В некоторых случаях вместо понятия «национальность» переводчик использовал такие понятия, как «национальная рамка» или «рамка национального сообщества», стремясь предотвратить опасность автоматической ассоциации термина Брубейкера с его конвенциональным значением в современном русском языке. – Примеч. ред.