Юрий Фельштинский - Лев Троцкий. Большевик. 1917–1923

Вацетис так никогда и не узнал, насколько он действительно был близок к смерти в августе 1918 г. Из-за поражений на Восточном фронте Ленин предложил Вацетиса расстрелять. 30 августа 1918 г. он ответил на письмо Троцкого следующей телеграммой: «Получил Ваше письмо. Если есть перевес и солдаты сражаются, то надо принять особые меры против высшего командного состава. Не объявить ли ему, что мы отныне применим образец французской революции, и отдать под суд и даже под расстрел как Вацетиса, так и командарм под Казанью и высших командиров в случае затягивания и неуспеха действий? Советую вызвать многих заведомо энергичных и боевых людей из Питера и других мест с фронта. Не подготовить ли сейчас Блохина [587] и других для занятия высших постов?» [588]

Неизвестно, чем бы кончилась эта затея, если бы не состоявшееся в тот же день покушение на Ленина. Свердлов срочно вызвал Троцкого в Москву. Стало не до расстрела Вацетиса, хотя Троцкий продолжал к нему относиться и снисходительно, и подозрительно. Много лет спустя он писал в своих воспоминаниях: «В противоположность другим военным академикам, он не терялся в революционном хаосе, а жизнерадостно барахтался в нем, пуская пузыри, призывал, поощрял и отдавал приказы, даже когда не было надежды на их выполнение. В то время как прочие «спецы» больше всего боялись переступить черту своих прав, Вацетис, наоборот, в минуты вдохновения издавал декреты, забывая о существовании Совнаркома и ВЦИКа… Возможно, что на сон грядущий он почитывал биографию Наполеона и делился нескромными мыслями с двумя-тремя молодыми офицерами» [589] .

Померещившиеся Троцкому наполеоновские планы Вацетиса явно нервировали наркомвоенмора. Неплохо зная историю Французской революции, он, безусловно, помнил, что Бонапарт тоже когда-то был революционным генералом и лишь много позже стал французским императором.

Приказ сформировать личный поезд Троцкий отдал сразу же после возвращения из Петрограда, где он вместе со Свердловым 1 – 2 августа участвовал во II съезде Советов Северной области [590] . В ночь с 7 на 8 августа поезд был сформирован. Именно в нем Троцкий отправился к Вацетису на Восточный фронт. Секретарь Троцкого М.С. Глазман [591] оставил неопубликованные воспоминания, свидетельствовавшие о том, в какой спешке и суматохе формировался этот железнодорожный состав: «Наконец, часов в 11 вечера выезжаем на Казанский вокзал. Там полная неразбериха. Поезд не составлен. Вагоны разбросаны по путям. Никто не знает, что нужно делать, куда грузить вещи, машины, куда садиться. Наконец, находим места, рассаживается. Около часу ночи приезжает тов. Троцкий. Ложимся спать. Рано утром просыпаемся… в Москве. Поезд все еще не готов. Только часов в 7 утра отправляемся [в Свияжск]… В самом поезде все в движении. Все находится в периоде организации. Петерсон со своей командой проводит телефоны и никак не может разрешить задачу: как в двух купе поместить семь телефонисток и одну стенографистку. На крышах вагонов ставят пулеметы» [592] .

Начальником поезда Троцкий назначил члена ВЦИКа Сергея Владимировича Чикколини (Шиколини). Он прослужил на этой должности недолго, вскоре был отправлен назад, затем стал председателем ревтрибунала Южного фронта. После Чикколини, уже в течение Гражданской войны, начальником поезда был Рудольф Августович Петерсон, который изначально являлся руководителем связи поезда. Это был человек с начальным образованием, но с организаторской и военной сметкой, служивший во время мировой войны телефонистом. В какой-то момент он был переведен в Московский военный комиссариат и там попал в поле зрения Троцкого, когда тот стал давать Петерсону задания по сбору информации и уточнению данных о положении на фронтах [593] .

С 8 августа 1918 г., когда поезд впервые покинул Казанский вокзал Москвы, он совершил тридцать шесть рейсов, пройдя свыше 100 тысяч километров [594] , то есть два с половиной раза «опоясал» земной шар. Маршруты поезда держались в строжайшем секрете. Они составлялись таким образом, чтобы невозможно было понять, на какой конкретный участок фронта нарком собирается отправиться. В ночное время все вагоны тщательно запирались, за исключением вагона охраны. Железнодорожные станции очищались от людей чекистами, чтобы посторонние не могли туда пройти, но делалось это только при приближении поезда, чтобы не просачивалась информация о предстоящем его прибытии.

«Тогда я не думал, – вспоминал Троцкий, – что в этом поезде мне придется провести два с половиной года» [595] (по году на длину экватора).

Нарком был прав, когда он связывал почти всю свою военную деятельность с этим поездом: «Моя личная жизнь в течение самых напряженных годов революции была неразрывно связана с жизнью этого поезда. С другой стороны, поезд был неразрывно связан с жизнью Красной армии. Поезд связывал фронт и тыл, разрешал на месте неотложные вопросы, просвещал, призывал, снабжал, карал и награждал» [596] . Это был своего рода символ, свидетельство того, что Троцкий может появиться неожиданно с самыми непредсказуемыми последствиями, награждать или карать командиров, комиссаров и бойцов Красной армии.

Можно встретить и отрицательные и положительные оценки поездок Троцкого на фронт. Так, член Реввоенсовета и первый председатель Революционного военного трибунала К.Х. Данишевский [597] утверждал, что присутствие поезда Троцкого на фронте вызывало недовольство командиров, создавало ситуацию двоевластия, путало планы, так как Троцкий часто не информировал ни командующих, ни даже Реввоенсовет о своих приказах и действиях [598] . Имея в виду, что воспоминания Данишевского писались в то время, когда Троцкий был в СССР врагом номер 1, и автор явно подстраивался под требуемую тональность, можно полагать, что его утверждения не были объективными, а потому оставим их на совести автора.

Значительно более благожелательную оценку поезда наркома дал С.И. Либерман – эксперт в области лесной промышленности, который до 1926 г. входил в различные административные органы, а затем оказался в эмиграции. В своих воспоминаниях, опубликованных в США, Либерман, не раз выезжавший вместе с Троцким, писал, что это был «настоящий «красный ноев ковчег»: там были специалисты по всем отраслям хозяйства, набранные из самых разнообразных учреждений, несколько десятков крупных большевистских деятелей, военные инструктора». Троцкий, по словам Либермана, называл свой железнодорожный состав «поездом победы» [599] .

Первоначально в поезде было 15 вагонов, но постепенно его состав увеличивался и он обрастал вспомогательными, охранными и снабженческими поездами, а сам наркомовский состав был разделен на два. Встречаются воспоминания, что иногда Троцкий появлялся на том или ином участке фронта «с двумя поездами». Правда, во втором поезде располагались охрана и другой обслуживающий персонал, но оба состава воспринимались как единое целое [600] . В специальных вагонах размещались секретариат наркома, телеграф, радиостанция, типография, библиотека, гараж, электрическая станция и баня. Ни в одном из источников не упоминается столовая. Похоже, что таковой не было вообще, что Троцкий, его помощники и весь личный состав питались там же, где они работали. Часть вагонов имела броневую защиту. Один паровоз не мог справиться с таким тяжелым составом. Поэтому вели его два паровоза, причем один из них подчас, когда поезд не передвигался, использовался и в качестве «курьерского» для доставки экстренных сообщений, прессы и т. п. в близлежащие пункты [601] .