Леонид Платов - Когти тигра

- Нет, возьми, к примеру, Кирилла Георгиевича! - продолжает Кичкин. Это романтик! А ведь будет даже постарше комбрига. Лет сорока, я думаю.

Пауза. Шорох волны за бортом.

- Этот сразу, с первого своего слова, понравился мне. И знаешь чем? Ты удивишься. Цитатой. Неужели я не рассказывал тебе? Ну как же! Где я бригаду нашу нагнал?.. Ну да, в Оряхове. Нагнал я, значит, ее и отправился представляться по начальству. Вестовой указал каюту начальника походного штаба. Стучусь. "Разрешите войти?" - "Попробуйте!" Попробовал, вошел. И удивился. Каюта, оказывается, такая тесная, а сам начальник штаба такой длинный, что работает в полусогнутом положении. На столике пишущая машинка, и он, скорчившись в три погибели, выстукивает на ней одним пальцем. Ты-то видел это много раз. Но на свежего человека... При моем появлении он сразу же встал. И тут вдруг выяснилось, что начальник штаба умеет не только складываться, но и раскладываться, как складной метр.

- Да ну тебя!

- Я, конечно, ему по всей форме: "Разрешите представиться! Лейтенант Кичкин, закончил штурманский факультет высшего военно-морского, прибыл в ваше..." И так далее. А он жмется и покашливает, и шинель на нем внакидку. Я вежливо замечаю, что не мешало бы, мол, пирамидончику или аспиринчику на ночь, доктора рекомендуют. А он: "Ваши доктора - сухопутные крысы! Я бывал в странах, где жарко, как в кипящей смоле, где люди так и падали от желтой лихорадки, а землетрясения качали сушу, как морскую волну. И я жил только ромом, да! Ром был для меня и мясом, и водой, и женой, и другом. И если я сейчас не выпью рому, то буду как бедный старый корабль, выкинутый на берег штормом. Есть у вас ром, лейтенант?"

"Нету", - пробормотал я, как болван.

"Ага! Я так почему-то и думал, представьте".

И смотрит на меня, этак добродушно помаргивая. Лицо, вижу, хоть и худое, но темное от загара, очень мужественное.

"Позвольте, - говорю я. (Тут меня вроде бы осенило.) - Это же не ваше о роме! Это Стивенсон, "Остров сокровищ". Я вспомнил!"

"И должны были вспомнить. Читали, вероятно, совсем недавно".

- Поддел тебя насчет молодости?

- При чем тут поддел? Наоборот. Я ему представился, а он - мне. Дескать, романтики мы оба... С таким за честь примешь служить!

- Комбриг небось не цитатой тебя встретил?

- Держи карман! Замечанием, а не цитатой. Еще я и представиться не успел, а он уже мне замечание вкатил.

- Ая-яй!..

- Да. Я же тебе рассказывал. Ехал сюда, на Дунай, надеялся на бронекатера попасть. А меня - на тральщики. И в Оряхове, смотрю, что-то допотопное вырисовывается на рейде, вроде бы пакетбот или как там их в романах Жюля Верна называют? Пока на ялике до него добирался, несколько раз глаза кулаками протирал. Нет, правильно: по обоим бортам - колеса! Ну, ясно, взгрустнулось. Поднялся со своим чемоданчиком по трапу, возьми да и брякни вслух:

"Послушайте, куда я попал? Это же бандура, которая сама себе аплодирует!"

Очень точно, по-моему, сравнил. Когда плицы колес ударяют о воду, не кажется разве тебе, что кто-то хлопает в ладоши над ухом?

- Скорей уж прачка лупит вальком по белью.

- Тебя, спасибо, не было там, не подсказал насчет прачки. И за "аплодирует" попало. Случился в то время у трапа сам комбриг.

- О!

- Да. Слышу неторопливый голос: "Вахтенный командир! Научите вновь прибывшего молодого офицера уважать военный корабль, на котором он будет служить. Поясните, что ему, может быть, придется умереть на этом корабле".

- А что? Это он правильно сказал.

- Пусть правильно, согласен. Но нельзя же так, Петрович! С ходу - тюк по лбу!

- Он тебя по лбу, а я бы еще и по загривку добавил. Плицы, видите ли, ему не понравились, пакетботы! А ты где был, когда мы эти трофейные пакетботы собирали? На готовенькое пришел и через нижнюю губу дуешь?

- Ну теперь ты стал мне мораль читать!

- Болтаешь зря потому что...

- Нет, все-таки он сразу меня невзлюбил, Петрович. Ну и... Слышал ты когда-нибудь, чтобы наш комбриг голос повысил? Не на меня. Вообще. А, то-то и оно! Одними своими покашливаниями и помалкиваниями всю душу из тебя вынет.

- Строгий он, это ты верно. И требовательный. А как же иначе? Легко, думаешь, такого, как ты, салагу обтесать, втолковать тебе, что война - это прежде всего труд!

- Согласен, труд. Но где у нас атаки? Где разведка боем? Где, наконец, сам бой, ответь. Я же штурман, черт меня подери! - За борт, описывая длинную дугу, летит окурок. - Зачем я здесь? Что делать штурману на Дунае, где всем, как известно, заправляют лоцманы и водят суда по своим домашним ориентирам - по какой-нибудь корове, которая в полдень всегда пасется на мысу?

- Корову еще к чему-то приплел...

НЕУДАЧНАЯ ДАТА РОЖДЕНИЯ

Уже совсем рассвело. Видны унылые поля, посеребренные инеем. Он на вантах, и на палубе, и на прибрежном камыше, который плашмя полег от ветра. Холодный воздух тоже напоминает о приближающемся ледоставе. Вскоре Дунай побелеет, затвердеет. И движение кораблей прекратится до весны.

А наверху наступают. Стремительно продвигаясь вместе с войсками, Краснознаменная, ордена Нахимова Дунайская флотилия одним плечом своим подпирает 2-й Украинский фронт, другим - 3-й Украинский. Бронекатера, пользуясь малой осадкой и быстротой хода, промчались над минами и воюют далеко впереди.

А где же место минеров?

Увы, проходя с заведенными тралами один отрезок реки по нескольку раз, тральщики продвигаются вперед не так быстро, как хотелось бы нетерпеливому, порывистому Кичкину.

Он сердито закуривает новую папиросу.

- Ну не обидно ли, скажи! Гудков, одного со мной выпуска, к Державину получил назначение! Опять кому плохо? Мне. К Державину, это надо понимать! На бронекатера! Он в освобождении Белграда участие принимал! А я что? За полторы сотни километров от фронта телепаюсь взад-назад с тралом за кормой. Одно только и слышишь: "По местам стоять! Вправо-влево не ходить!" Фу!..

Пауза. Кичкин - мечтательно:

- А биография-то у Державина! Мне Гудков рассказывал. Был пограничником на Дальнем Востоке, водолазом, боцманом. На подготовительных курсах его вызвали к доске, велели "а" в квадрате написать. Он взял да и вывел букву "а", потом обвел ее квадратом. Но все преодолел, закончил училище одним из первых. А теперь гляди: командир бригады бронекатеров, Герой Советского Союза, признанный мастер десантов! Мне нравится, когда у человека такая биография. Чтобы взлеты были и падения - тогда интересно.

- Опять заносит тебя! Какие же взлеты и падения могут быть у минера? Первое его падение обычно и последнее.

- Насчет падений я фигурально. Но у нашего комбрига, я уверен, какая-нибудь совершенно гладенькая, успокоительно-прямолинейная биография. Все, понимаешь, приплюсовывалось одно к одному, как в старое время капиталец округлялся - по копеечке.