Кокрэлл Карина - Легенды мировой истории

Правда, фанатики, как всегда и везде, умели внести в жизнь определенную долю абсурда. Один андалузский калиф, из тех, кто рьяно стоял за религиозную сегрегацию, издал, например, указ, чтобы все голые посетители бань из числа неверных в обязательном порядке носили на груди опознавательные знаки: христиане — большущий крест, иудеи — колокольчик. Чтоб не только было видно, но и слышно. Правоверным разрешалось мыться как есть, без дополнительных опознавательных знаков. В общем, что и говорить, веселые, видать, были эти меж-конфессионально-интернациональные банные дни.

Но в промежутках между особенно рьяными халифами люди разных религий жили более скучной жизнью, которую называли conviviencia, что вполне можно переводить как «худой мир — лучше доброй ссоры». Нет, неприязнь и стычки, конечно, случались. И, конечно, когда христианский сын приходил домой с объявлением, что собирается жениться на соседке-мусульманке или же еврейке, то, натурально, начинался невообразимый скандал, вопли, визг. О стынущем обеде все забывали, керамическая посуда билась о плитки пола и неслись крики: «По миру пущу!» Седой отец хватался за сердце: «Смерти моей хочешь!» — нежная престарелая мать падала в обморок на руки сестер, и те, наверное, визжали, как несмазанные колеса: «Вот до чего мать довел, радуйся!» Братья же… Ну да что там, представить это нетрудно. Ну и, когда еврей либо мусульманин объявлял семье о своей негасимой любви к женщине иной веры, возникала, как нетрудно догадаться, вполне аналогичная ситуация, ну, может быть, с небольшой поправкой на культурно-языковую и религиозную специфику.

Но жизнь в Аль-Андалуз брала свое, и как-то все обкатывалось, острые углы рихтовались временем и настойчивостью, предосудительные браки заключались или, на худой конец, «предосудительные» дети все равно появлялись на свет. И враждующие семьи, глядишь, начинали едва заметно кивать при встрече, потом, может, здороваться сквозь зубы, а потом — и признавать внуков. И появлялись в Андалузии elche — христиане, перешедшие в ислам, и крестившиеся мусульмане — moriscos, и принявшие иудаизм мавры, и совсем уж сюрреалистические mozarab — арабы, принявшие Христа, однако жившие по мусульманским обычаям, при этом слушавшие католические мессы и читавшие Библию… на арабском языке. Бывало, что местные мечети, синагоги или церкви открывали свои двери — по пятницам, субботам и воскресеньям соответственно — для совершенно различных «аудиторий». Но, согласитесь, долго так продолжаться не могло. И раздавались уже крикливые голоса, что во всем нужна четкость и ясность, особенно в вопросах истинной веры, особенно в эпоху Крестовых походов! Никакой фратернизации с последователями конкурирующих культов! Паства должна пастись со своим «пастухом» — в своем загончике, а то ведь так можно черт знает до чего дойти!

В 1248 году христиане взяли Севилью, а еще через несколько лет у мавров остался в Иберии лишь один эмират Гранада — под самыми вершинами Сьерра-Невады, с его прекрасным как сон дворцом Альгамбра. Эмират этот и стал их последним оплотом…

От пожара в кастильском лагере не пострадал никто. Шатры и палатки просто перенесли на другое место. Правда, Изабелла потеряла весь свой гардероб и украшения и принимала сейчас послов египетского султана в единственном, что у не осталось, — темно-лиловой бархатной юбке и специально для нее выкованных еще в июне, в начале гранадской кампании, рыцарских латах воина Креста, надетых прямо на рубашку. На темно-рыжих волосах ее рдела рубиновая диадема, одолженная по случаю принятия послов у одной из фрейлин, веснушки на очень светлой коже, наследии крови готов и англичан, за лето, проведенное в лагере у стен Гранады, стали еще ярче и многочисленнее. Латы очень шли Изабелле. Несмотря на бессонную ночь, королева казалась воодушевленной.

Кончался август 1491 года. Следующий год станет для Кастильи годом величайшей славы и великой боли.

Стол в огромном новом шатре короля Фердинанда был уставлен снедью — его любимые куропатки, зажаренные в корице, баранина в соусе из тутовых ягод, засахаренный миндаль. Горы фруктов. Но послы султана были равнодушны к этим яствам, и для них специально приготовили более приличествующие блюда — речную рыбу и чечевицу, а в их венецианских бокалах зеленого стекла была налита просто подслащенная вода. Послы прибыли с посланием от Каит-бея, султана Египта. И это были неожиданные послы — монахи-францисканцы церкви Гроба Господня. Их было трое — в одеждах из грубой коричневой шерсти. Двое представились с глубоким поклоном: отец Антонио Миллан, итальянец, и отец Рикардо Гарсия. Однако оба отца-францисканца не потрудились представить третьего. Изабелла бросила на него испытующий взгляд. Он был красив, этот третий, с носом гордым, как у породистого сокола. И на подбородке его она заметила порезы — как у человека, не привыкшего к бритве.

Послов поразил вид Изабеллы в латах — известность этой королевы достигла даже Иерусалима. Однако с выполнением своей миссии они мешкать не стали. В своем послании султан выражал глубокую обеспокоенность событиями в эмирате Гранада и напоминал кастильским королю и королеве о своем терпимом и доброжелательном отношении к христианским паломникам в Иерусалиме и о том, что он обеспечивает их защиту, а также сообщал, что все может резко измениться, если кастильские короли будут жестоки к правоверным Аль-Андалуз…

Из лагеря доносился бой новых, недавно приобретенных Изабеллой для кастильского войска барабанов, под который маршировали рослые швейцарские наемники. А когда замолкали барабанщики, слышалась мелодичная вечерняя перекличка муэдзинов на стенах Гранады. Изабелла никому бы не призналась, но неприязни у нее эти звуки не вызывали, ей нравилась приверженность мусульман к чистой жизни. Они не пили вина, почитали старость, от невест ожидали девственности, от жен — праведности. «Если бы еще молились истинному Богу и не были порою так варварски жестоки!» — думала она.

Фердинанд с утра был в плохом настроении. И глава посольства, приор Антонио Миллан, итальянец, заметил это.

— Позвольте, ваше величество, выразить сочувствие в связи со вчерашним пожаром… Вы полагаете, лагерь подожгли гранадцы? — Он прекрасно говорил по-испански.

— Я думаю, да. Скорее всего, это были лазутчики, — лаконично ответил король.

— Ваше величество, они были так смелы, что прокрались прямо к шатру королевы? Жизнь королевы была вчера в такой опасности? — спросил безымянный монах. Спросил по-латыни, но с заметным арабским акцентом.

— Или королева сама ненароком опрокинула ночью свечу… — улыбнулась Изабелла.