Илья Эренбург - ЧЕРНАЯ КНИГА

Наши сердца после всего этого еще больше переполнились ненавистью к трижды проклятому немцу.

Вера Иосифовна говорит:

— Товарищи! Ведь это не все, кому я сохранила жизнь. Еще четыре человека находятся в подземелье, только в другом.

И хозяйка повела нас. В сенцах мы опустились в узкий колодец, прошли по темному извилистому коридору и при тусклом свете увидели еще четырех человек. Это были: доктор дубенской больницы Гринцвейг Абрам Эммануилович, его отец Эммануил 70 лет и мать Анна Яковлевна и жена дубенского аптекаря Олейник Анна Львовна.

Мы им помогли вылезть из подземелья. Радости ихней не было предела, они наперебой благодарили нас и свою спасительницу.

Тов. Эренбург! Мы решили написать Вам об этом, чтобы Вы о героическом поступке Красовой Веры Иосифовны, жительницы деревни Лопавши, Демидувского района, Ровенской области, и ее 16-летней дочки Иринки написали и чтобы узнала об этом вся наша страна.

С фронтовым приветом: гвардии капитан Левченко, гвардии капитан Борисов, гвардии лейтенант Чесноков...

П/п 39864. 20.3.44.

Недавно я был послан на выполнение специального задания. В одном из населенных пунктов прифронтовой полосы, где я остановился, хозяйка очень хорошо меня приняла. Она рассказала про все, что пришлось пережить мирным людям за годы немецкой оккупации. Во время нашего разговора в хату вошла девочка. Увидев меня, она убежала. Я удивился, спросил, кто эта девочка? Хозяйка сначала сказала, что это дочь, а потом рассказала ужасную историю, которую я буду помнить до конца моих дней. Это девочка по национальности еврейка. Ее родителей, сестер и братьев немцы расстреляли. Она спаслась чудом. И вот честная русская женщина ее спрятала, хотя немцы за это могли убить ее и всю ее семью. Скромная русская крестьянка спасла девочку, кормила ее, одевала наравне с пятью своими детьми. Эта старушка сделала большое дело. Когда я вернулся в часть, я рассказал командиру и всем боевым товарищам эту историю. Они взволнованно слушали мой рассказ.

Старушку зовут Зинаида Баштинина. Девочку мы забрали к себе в часть, она будет жить у нас. Конечно, хорошо бы ее отправить в тыл, чтобы она училась — ведь ей всего 14 лет. Зовут ее Фейга Фишман. Она жила до войны в селе Домбровицы, Ровенской области. Прошу Вас, опишите подвиг Зинаиды Баштининой. Пусть мир знает, что русский народ никогда не относился враждебно к евреям и что в тяжелые дни русские люди протягивали евреям братскую руку помощи.

9 июня 1944 г. С фронтовым приветом Р.Сельцавский.

В начале войны хирург Первой Советской больницы в Минске, Сарра Борисовна Трускина, посадив на подводу своих двух сыновей — Марка 7 лет и Алека 11 месяцев вместе с их няней Юлией Кухта, пошла за ними пешком по шоссе Москва-Минск. Во время бомбежки она потеряла подводу из виду. Поток беженцев увлек ее за собой. Она добралась до Чкалова, где и проработала всю войну, оплакивая детей.

Через неделю после освобождения Минска брат ее переслал от Юлии открытку с сообщением, что дети живы. Сейчас мать живет вместе с ними в Минске.

Вот что рассказала об этом старшему лейтенанту юстиции Маякову Юлия Кухта, тридцатилетняя колхозница из деревни Кривое Село, Вешенковического района, Витебской области.

”С 1934 года я жила сперва домработницей, а потом няней в семье Сарры Борисовны Трускиной. При мне родились оба ее мальчика — Марк и Алек. 24 июня 1941 года, когда мы уходили из Минска, я держала детей около себя на подводе и все время старалась не потерять из виду Сарру Борисовну. Но началась бомбежка, мы потеряли друг друга. С нами на подводе ехала еще сестра Сарры Борисовны — Анна Борисовна с мужем и дедушка мальчиков Борис Львович. Отъехав километров 20 от Минска, Фелициан Владиславович, муж Анны Борисовны, сказал, что дальше ехать бессмысленно, и к вечеру мы вернулись в Минск.

Первое время мы жили все вместе у родителей Фелициана Владиславовича. Но когда дедушку и Анну Борисовну немцы загнали в гетто, мать Фелициана Владиславовича, Полина Осиповна, стала настаивать, чтобы я отвезла в гетто и Марка, потому что у него в лице есть еврейские черты.

”Из-за него может погибнуть вся наша семья, отведи его в гетто”, — твердила она мне и однажды сама пошла со мной и Марком и оставила его у дедушки.

Но сдав мальчика, я никак не могла успокоиться. ”Ведь он погибнет”, — думала я. Каждый день я ходила в гетто и украдкой от полицейских, передавала через проволоку продукты. Алека в это время я успела записать на свое имя как своего ребенка и никогда с ним не расставалась. Однажды меня потащили в полицию и стали допытываться, откуда у меня мальчик.

”Ты, наверное, за большие деньги решила спрятать еврейского ребенка”.

Я все отрицала, даже когда меня начали стегать плеткой. ”Мой ребенок — и все”. К счастью, Алек испугался, когда меня начали бить, схватил меня за платье и стал кричать: ”Мама, мама”. Меня отпустили.

Но тогда Полина Осиповна потребовала, чтобы я с мальчиком уехала от них. Я наняла себе комнатку на дальней улице, где меня не знали.

Между тем в гетто стали евреев расстреливать. Меня ужасно мучила мысль о Марике. Я решила: будь что будет, но мальчика надо забрать. И однажды во время свидания с Анной Борисовной, она украдкой от полицейских вывела мне Марка за проволоку.

Полина Осиповна несколько раз через соседей запугивала меня, что я погублю и их и себя. Но я твердо решила лучше погибнуть вместе с детьми, но никуда их не отдавать. Ведь у них, кроме меня, никого больше не было на всем свете. В это время уже ни дедушки, ни Анны Борисовны в гетто не стало, наверное, их расстреляли, как и других.

Вскоре мне удалось вписать в свой паспорт и Марка.

Правда, для этого мне пришлось крестить обоих мальчиков. Сделал это один хороший батюшка в соседней деревне.

С этих пор я уже никуда детей от себя не отпускала. Уходя на работу, я запирала их в комнате, оставляла еду, и Марк, как большой ухаживал за малюткой, он понимал, что от этого зависит их жизнь.

Несколько раз я должна была менять место работы, как только дети возбуждали подозрение. Каждый день я дрожала за их жизнь.

Но я знала, что немцам у нас не жить, ибо рано или поздно придут наши. И я сохранила детей живыми и здоровыми”.

20 июня 1941 года я выехала из Минска, где училась на втором курсе Медицинского института, в г. Борисов, чтобы повидаться с родителями перед отъездом на работу в пионерский лагерь. Я должна была выехать 23 июня, но отъезд не состоялся: 22 июня я услышала по радио о нападении немцев на нашу Родину.