Илья Эренбург - ЧЕРНАЯ КНИГА

”Погибли”, — пронеслась мысль в голове. Оторвав доски от пола возле печки, гитлеровцы бросили в это место несколько гранат. Эти взрывы вскрыли соседние ”малины”, так как от сотрясения весь земляной настил,пола, который служил потолком наших подземелий, рухнул. Началась страшная стрельба по ”малинам”. Вопли женщин и детей о пощаде не трогали гитлеровцев. В отверстия подземелий, откуда доносились стоны раненых и вопли о пощаде, они сбросили еще несколько гранат. Эти взрывы вновь сотрясли все окружающее и обнаружили мою ”малину”. На минуту стоны и вопли прекратились. Опять наступила тишина после оглушивших меня взрывов, и вдруг вновь рычание и крик фашистов: ”Хэраусгеен!” (Выходите), но в ответ слышались лишь душераздирающие крики раненых. Безрезультатно повторив приказание, немцы спустились в наше подземелье, осветив фонариками сумрак, из которого доносились вопли и стоны умирающих. Я совсем вдавилась в земляную стену подземелья и затаила дыхание, видя лучи фонариков. Меня немцы не обнаружили, так как я находилась за поворотом подземелья. Крикнув еще несколько раз ”Хэраусгеен!”, — они прикончили кинжалами умирающих и поднялись наверх. Охваченные безумием разрушения, гитлеровцы начали бить посуду, ломать мебель и окна. Затем они врывались в другие квартиры нашего дома, и там повторился тот же ужас. Через несколько часов все стихло. Эту тишину изредка нарушали неясные стоны, доносившиеся из соседних ”малин”. В темноте, одна среди мертвецов, я ощутила ужас и стала поспешно ползти к двери, вырванной взрывами гранат. Оттуда шел слабый свет и освещал подземелье. У самого выхода из ”малины” я наткнулась на распростертую женщину. Это была безумная, которую я желала спасти. Все ее тело было истерзано осколками гранат, — видимо, ее убили мгновенно. Возле нее лежало мертвое тельце ее ребенка с открытым ртом и глазенками.

Я выползла в комнату. Вся моя комната была завалена обломками посуды и мебели, пол и остатки вещей покрыты густым слоем известки, перьев и пуха из перин и подушек. Окна оказались вышибленными вместе с рамами, а в стенах и потолке зияли отверстия от осколков. У меня закружилась голова. Я закрыла лицо руками и едва не упала на обломки разбитой двери, но жажда жизни вывела меня из обморочного состояния. Придя в себя, я бросилась на чердак нашего дома. С чердака я увидела продолжение погрома в других домах на нашей улице. Слышен был беспрерывный беспорядочный гул разрывов гранат, очередей из автоматов. По всей улице лежали окровавленные трупы женщин и детей. Гитлеровцы тащили из домов всевозможные вещи, узлы, грузили их на повозки и увозили. Но и это еще не был самый погром, а только начало погрома. В полдень на Юбилейную площадь согнали всех, кто находился в пределах гетто. На площади возвышались огромные празднично украшенные столы, заставленные всевозможными яствами и винами; за этими столами сидели руководители неслыханного в мировой истории побоища.

В центре сидел начальник гетто Рихтер, награжденный Гитлером железным крестом. Рядом с ним — сотрудники СС, один из шефов гетто, скуластый офицер Рэде, и жирный толстяк — начальник минской полиции майор Венцке. Неподалеку от этого дьявольского престола стояла специально построенная трибуна. С этой трибуны фашисты заставили говорить члена Еврейского комитета гетто композитора Иоффе. Обманутый Рихтером Иоффе начал с успокоения возбужденной толпы, говоря, что немцы сегодня лишь проведут регистрацию и обмен лат. Еще не докончил своей успокоительной речи Иоффе, как со всех сторон на площадь въехали крытые машины-душегубки. Иоффе стало сразу понятно, что это значит. Иоффе крикнул взволновавшейся толпе, по которой молнией пролетело ужасное слово ”душегубки”:

”Товарищи! Меня ввели в заблуждение. Вас будут убивать. Сегодня погром!”

Обезумевшая толпа бросилась в разные стороны, ища спасения от ужасной смерти. Все смешалось, люди метались, мелькало бесконечное множество шестиконечных звезд. Фашисты, уже окружившие площадь, открыли плотный огонь по беззащитным людям. Но люди, невзирая ни на что, лезли напролом. Началась рукопашная битва беззащитных людей с фашистами, вооруженными до зубов. Многим фашистам пришлось поплатиться, прежде чем они усмирили толпу. Вся площадь была усеяна трупами и залита кровью. К десяткам душегубок немцы установили бесконечные очереди усмиренных огнем женщин и стариков. Детей отделили от взрослых. Их с поднятыми руками поставили на колени. Маленькие дети, изнуренные и слабые, начали плакать, у них сразу же уставали и опускались ручонки. За это их тут же прирезывали кинжалами, либо переламывали позвоночный хребет, или, подняв над своей головой ребенка, фашист бросал его изо всей силы на булыжную мостовую; после такого удара у ребенка вылетали мозги из раздробленного черепа. Матери, стоявшие в очереди у душегубок, видя это, тут же сходили с ума, как разъяренные тигрицы, бросались на немцев. Их убивали очередями из автоматов. Тех, кто отказывался лезть в душегубки, постигала ужасная смерть. Их тащили к столбам, за которыми под звуки гармошек произносились пьяные тосты. Пьяные Геттенбах, Рихтер, Рэде и другие объявляли приговор: ”отрезать нос и уши”, ”убить кулаками и плетьми” и т.д. Эти приговоры исполнялись тут же за столом, или самими судьями, или же полицейскими, гестаповцами, солдатами гарнизона.

Народный артист республики Зоров, при виде кровавого зрелища, с проклятьем кинулся на фашистов. Он грыз их зубами, бил руками и ногами; его свалили без сознания и бросили в душегубку.

Так продолжалось до позднего вечера. Опустела площадь, за праздничным столом заснули организаторы избиения. Погром притих. Лишь в поисках ценностей шныряли солдаты Минского гарнизона, всегдашние участники расправ в гетто. Все дети до единого, которых поставили с поднятыми вверх ручонками, были убиты на площади. Душегубки больше не возвращались.

Ночью оставшимся в живых членам еврейской милиции было приказано очистить площадь от трупов и крови. К утру следующего дня приказ был выполнен.

Наступило утро 29 июля. День хмурился, как бы предчувствуя продолжение побоища. Изредка выглядывало затуманенное солнце и сразу же скрывалось в грозовых черных тучах. Гетто было пустынно.

В 10 часов утра на Юбилейной площади загудели немецкие машины. Группы солдат Минского гарнизона под командованием начальника полиции, немецкого офицера, палача, майора Венцке вновь отправились на грабежи и на вскрытие ”малин”. Пиршественные столы были убраны с площади, так как собирался дождь, и внесены в помещение Комитета. Туда и приводились на расправу обнаруженные в ”малинах” старики, женщины и дети. Много было в этот день раскрыто убежищ. Много ограблено домов, разбито в квартирах мебели и посуды.