Илья Эренбург - ЧЕРНАЯ КНИГА

Пришли немцы. И уже спустя несколько дней Арчика Глозмана искали по всему городу. Гестаповец Гайнлейт поднял всех и вся на ноги, чтобы обнаружить мальчика, ”преступление” которого заключалось в том, что он принес в платке несколько ягод. Мальчик успел убежать от охраны; и сколько труда стоило родителям — при помощи добрых знакомых — спрятать его.

Впрочем, впоследствии были истреблены и родители и сын Глозманы...

Учитель Давид Плискин работал переводчиком у коменданта Розентретера. Однажды (дело было летом, в конце июня 1943 г.) Плискин подошел к кусту малины и сорвал несколько ягод. Из окна соседнего дома это увидел немецкий инженер из ”ОД”. С пеной на губах, он подбежал к Плискину, начал ругать его последними словами и кричать, что евреям кушать ягоды воспрещено. Плискин обещал впредь строго соблюдать это распоряжение немецких властей.

Ему угрожал расстрел, и только принимая во внимание ”чистосердечное раскаяние” и то, что за него заступилось начальство, у которого он служил, расстрел ему был заменен денежным штрафом... С него потребовали было 2000 рублей, но после долгих препирательств согласились на сумму в 500 руб., которые тут же и были внесены. Когда Плискин вносил штраф в гестапо, он был предупрежден, что при повторении подобного преступления, ему не уйти от наказания, согласно новому закону, грозившему евреям за употребление в пищу ягод, плодов, жиров, смертной казнью.

Н. Краут был ранен, а затем убит за то, что он пытался пронести в гетто в мешочке немного соли.

В марте 1943 г. жандармерия и полиция искала Залмана Флейшера, обвиняемого в том, что он купил у крестьянина кусок масла.

Предупрежденный заблаговременно о том, что его разыскивают, Флейшер сумел бежать...

Но преступление должно быть примерно наказано, и шеф жандармерии Керн распорядился забрать первых встречных евреев и их примерно наказать. ”Ответчиками за грехи” Флейшера оказались Лейвик Дрисвяцкий и его 18-летний сын Хлавнэ, а также Липа Ландау.

Дрисвяцкий в апреле 1942 г. во время ”акции” потерял своего старшего сына Овсея. Потеря старшего сына — способного и образованного юноши — глубоко потрясла отца. Жизнь потеряла для него ценность, он никак не мог придти в себя. Сам Дрисвяцкий был всесторонне образованный человек: талмудист, математик и лингвист; в Глубоком он был всеми уважаем и любим.

Липа Ландау тоже был человеком с высшим образованием, остроумный собеседник, шутник. В июне 1942 г. во время ”акции” немецкие палачи убили его жену и детей. Сам он спасся чудом: он выполз из ямы смерти из-под груды трупов. Долго он скитался по лесам и полям, наконец, он добрел до Глубокого и здесь остался.

В Глубоком он сдружился с Дрисвяцким, и они коротали вместе немногие часы отдыха.

И вот однажды их схватили, повели в гестапо, мучили всю ночь, а под утро погнали в кровавые Борки — место казни. Так немецкий ”закон” отомстил за кусок масла, ”незаконно” пронесенный Залманом Флейшером.

С декабря 1941 г. началось систематическое истребление еврейского населения, обозначаемое немцами кратким страшным словом ”акция”.

В раннее декабрьское утро гестаповцы ворвались в дома и без всяких объяснений стащили с постелей несколько десятков человек. Этих людей — по их определению ”ненужный элемент” — они заставили голыми идти по лютому морозу.

”Одна женщина, — пишет М. Раяк, — легла среди улицы со своими детьми, плакала и кричала, что не сдвинется с места. Ее избили до потери сознания. Всех погнали в Борки, где их и расстреляли. Бедных детей бросали в яму живыми и так живыми их и закапывали”.

Борки — сельская местность в 1,5 км от Глубокого. В мирные времена это было место для гулянья и отдыха.

”В Борках, — пишут братья Раяк, — немцы заставляли у открытой могилы молодых танцевать, а старых петь еврейские песни... После такого садистского издевательства они принуждали молодых и здоровых вносить на руках в яму бессильных стариков и калек и укладывать их там. Только после этого следовало ложиться самим, и тогда уже немцы методично, спокойно расстреливали всех”.

Какая дьявольская фантазия может придумать такое ”организованное” разделение ”труда”? Так в Борках погибла и 70-летняя мать братьев Раяк, так постепенно были уничтожены все жители Глубокого.

Убийствам предшествовали невообразимые истязания: людям разрезали тела, рвали зубы, забивали гвозди в голову, их держали голыми на морозе и обливали холодной водой, их избивали палками и прикладами до потери сознания...

С особым сладострастием фашисты пытали женщин и детей.

В Глубоком, как и во многих других местах, немцы прибегали к своему любимому провокационному методу: разделению на два гетто.

Во второе гетто, говорили немцы, должны попасть ”малополезные”, ”малоценные” евреи. На самом деле, во второе гетто попало много специалистов: сапожники, столяры, портные. Немцы решили использовать второе гетто для денежной ”акции”; от второго гетто можно было откупиться.

Таким образом, евреи, вносившие за себя выкуп, оставлялись в первом гетто. Люди же, которые не могли внести установленной суммы денег или ценностей, должны были остаться во втором гетто, хотя среди них были и квалифицированные специалисты.

Перемещение во второе гетто продолжалось около двух недель, от 20 мая до первых чисел июня 1942 г. Каждый день в течение 2-х недель возили на подводах стариков и старух во второе гетто.

Раяк пишет: ”Не поддается описанию это страшное зрелище. Бедные старики и старушки плакали и рыдали, жалобно спрашивая: ”Куда и зачем нас везут?.. За какие грехи нас отделяют от наших детей?” Красноармейская улица была наполнена стонущими, плачущими стариками, калеками...

После образования второго гетто фашисты объявили, что все жители первого гетто получают рабочие удостоверения как специалисты, и это гарантирует им неприкосновенность.

Палач глубокских евреев Копенвальд официально заверял представителей Юденрата своим ”честным словом”, что никакой резни евреев больше не будет.

В июле 1942 г. гебитскомиссар издал приказ, чтобы все оставшиеся в живых евреи собрались в гетто в Глубокое. При этом гебитскомиссар заверял, что больше евреев убивать не будут, он даже дал пропуска членам Юденрата для поездки в леса и деревни, чтобы они отыскали скрывавшихся там евреев и привезли их в лагерь.

В это время лагерь — гетто в Глубоком — стал своеобразным ”еврейским” центром; сюда собрались отдельные уцелевшие евреи из 42-х городов и местечек. Были здесь мужья, потерявшие своих жен, были жены без мужей, были мужья и жены, которые расстались во время резни, не знали друг о друге, а теперь встретились в гетто и спрашивали друг у друга, что стало с их детьми. Были одинокие мальчики и девочки, потерявшие своих родителей, были грудные дети, которых находили в лесах под кустами и привозили в лагерь. Здесь были евреи из Миор, Друи, Прозорок; Голубич, Зябок, Дионы, Шарковщины, Плиссы и др. Со всех этих мест собирались усталые, измученные и разбитые люди. Пришли также уцелевшие от резни в Долгинове, Друйске, Браславле, Германовичах, Лужках, Гайдучишках, Воропаеве, Парафинове, Зачатье, Бильдичах, Шипах, Скунчиках, Порплище, Свенцянах, Подбродзи и др.