Френсис Йейтс - Искусство памяти

Из вышесказанного становится ясно, к какой части души относится память — именно к той же, что и воображение. И те вещи, которые существуют в воображении, то есть чувственные вещи, запоминаются per se. Умопостигаемые же вещи запоминаются per accidents, поскольку их невозможно постичь без посредства образа. А из этого явствует, что мы с большим трудом запоминаем вещи, которые тонки и духовны, и легче — вещи объемные и чувственно воспринимаемые. Если же мы хотим с меньшими усилиями запомнить умопостигаемые предметы, мы должны связать их с какими-то образами, чему учит нас в своей Риторике Туллий. [149] 149 Aquinas, De mem. et rem., ed. cit., p. 93.

А вот и она, неизбежная ссылка на Туллиеву искусную память из "Второй Риторики". Приведенный отрывок, почему-то не привлекающий внимания современных томистов, но очень известный и постоянно цитируемый в старой традиции памяти, говорит нам о том, что Фома оправдывал использование образов в искусной памяти. Это уступка человеческой слабости, природе человеческой души, которая легко воспринимает простые, чувственные вещи, но не может, не прибегая к образу, запомнить "вещи тонкие и духовные". Поэтому для их запоминания мы должны следовать совету Туллия и связывать такие "вещи" с образами.

В своем комментарии Аквинат рассматривает далее два главных пункта аристотелевской теории припоминания, основанной на ассоциации и порядке. Он повторяет сформулированные Аристотелем три закона ассоциации, приводит примеры и подчеркивает важность порядка. При этом приводится высказывание Аристотеля о математических теоремах, которые легко запоминаются благодаря своей упорядоченности, и его слова о необходимости установления некоей исходной точки памяти, следуя из которой припоминание будет двигаться по цепи ассоциаций, пока не найдет того, что ищет. В этом месте, где сам Аристотель говорит о topos греческой риторики, Аквинат вводит Туллиево loci .

Для реминисценции необходимо принять что-либо за исходную точку, откуда можно было бы начать двигаться к ней. По этой причине некоторые, как известно, выбирают места, где что-то было сказано, сделано или помыслено, и используют это место как таковое в качестве исходной точки припоминания, поскольку достижение этого места подобно исходной точке всех тех вещей, которые в нем возникли. Поэтому Туллий в своей Риторике учит, что для легкого запоминания следует представить себе места, расположенные в определенном порядке, в соответствии с которым будут возникать образы всех вещей, которые мы желаем вспомнить. [150] 150 Ibid., p. 107. Сразу после этого Аквинат дает толкование слов Аристотеля о переходе от молока к белому, к воздуху, к осени (см. выше, c. 51) как примеров закона ассоциации.

Таким образом, места искусной памяти представлены в соответствии с аристотелевской рациональной теорий припоминания, основанной на порядке и ассоциации.

Итак, Аквинат продолжает традицию Альберта, соединяя идеи Туллия и Аристотеля, но делает это более тщательно и тонко. Нам предоставлена свобода воображения мест и образов для "чувственной" оснастки ума и памяти, устремленных к умопостигаемому миру.

Но Аквинат не торопится проводить резкое различие между памятью в чувственной частью души и припоминанием (включая искусную память как искусство припоминания) в интеллектуальной части — то различие, на котором настаивал Альберт. Припоминание действительно свойственно лишь человеку, в то время как памятью обладают и животные, и сам процесс припоминания, начинающийся и развертывающийся из исходной точки, можно уподобить силлогизму в логике, а " sillagirare est actus rationis ". Тем не менее тот факт, что человек, пытаясь что-либо вспомнить, ударяет себя по голове или начинает оживленно двигаться (Аристотель упоминает об этом), свидетельствует о том, что это в некоторой мере и телесное действие. Его более высокий и отчасти разумный характер определяется вовсе не нахождением его вне чувственной части души, а более высоким уровнем чувственной части у человека по сравнению с животным, поскольку в ней задействована человеческая разумность.

Это замечание показывает, что Фома избежал той ловушки, в которую чуть не угодил Альберт, относившийся к искусной памяти с благоговейным трепетом. У Аквината нет ничего, что можно было бы сравнить с Альбертовым превращением памятного образа в мистическое ночное видение. И хотя, говоря о памяти, он также упоминает о меланхолии, он не ссылается на ее трактовку в Problemata и не высказывает предположения, что эта "вдохновенная" меланхолия соотносится с припоминанием.

В Secunda Secundae , во втором разделе второй части Summa Аквинат говорит о четырех основных добродетелях. Он заимствует у Альберта их определения и имена, которые тот в свою очередь почерпнул в De inventione , называя ее Риторикой Туллия. Процитируем по этому поводу Э.К.Ранда: "Он (Аквинат) начинает с определений добродетелей, данных Цицероном, и разбирает их в том же порядке… Называются они по-прежнему: Prudentia (не Sapientia ), Justitia, Fortitudo, Temperantia ". [151] 151 Rand,op. cit., p. 26. Подобно Альберту, Аквинат использует много других источников по этой проблеме, но главным образом опирается на De inventione .

Говоря о частях благоразумия, [152] 152 Summa Theologiae, II,II, quaestio XLVIII, De partibus Prudentiae. он упоминает сначала три части, которые приводит Туллий, затем шесть частей, приписываемых этой добродетели Макробием, и, наконец, часть, указываемую Аристотелем, которая отсутствует в других используемых им источниках. За основу он берет шесть Макробиевых частей, присоединяя к ним memoria Туллия и solertia Аристотеля. Таким образом, он утверждает, что благоразумие складывается из восьми частей, а именно, memoria, ratio, intellectus, docilitas, solertia (умение) , providentia, circumspectio, cautio. Из этого перечня memoria приводится в качестве основной части только у Туллия, а все восемь частей можно вполне выразить приводимыми у него же memoria, intelligentia, providentia.

Свое рассмотрение частей благоразумия Фома начинает с memoria. [153] 153 Questio XLIX, De singulis Prudentiae partibus: articulus I, Utrum memoria sit pars Prudentiae. Прежде всего ему нужно определить, является ли память одной из этих частей. Ниже следуют аргументы против:

(1) Философ утверждает, что память находится в чувственной части души. Поэтому она не является частью благоразумия.

(2) Благоразумие приобретается посредством опыта и упражнений, память же дана нам от природы. Поэтому она не является частью благоразумия.

(3) Память относится к прошлому, благоразумие — к будущему. Поэтому память не является частью благоразумия.

НО НЕСМОТРЯ НА ЭТО ТУЛЛИЙ ОТНОСИТ ПАМЯТЬ К ЧАСТЯМ БЛАГОРАЗУМИЯ.

Чтобы подтвердить правоту Туллия, на три вышеприведенных возражения даются следующие ответы: