Дмитрий Фролов - Советско-финскй плен 1939-1944

Еще при первичных допросах военнопленных финны старались определить национальность красноармейцев. Для этой цели был разработан «Проект руководства по допросу военнопленных. Установление национальности военнопленного». В нем, в частности, отмечалось, что национальность военнопленного необходимо установить еще на стадии первичного допроса. В крайнем случае, по прибытии в лагерь для военнопленных. Это объяснялось тем, что к нерусским пленным «следовало относиться более внимательно, так как уже во время войны их можно использовать в различных целях или же, по крайней мере, подготовить из них людей, которые после обмена военнопленными, вернувшись в Советский Союз, расселятся среди советских людей». С другой стороны, отмечалось, что «во время допроса следует остерегаться давать военнопленному такие представления, из которых он может понять, что принадлежность к нерусской национальности дает преимущества и наоборот».

В отношениях с военнопленными других национальностей финские власти исходили из идеологической доктрины о неразвитости их национального самосознания из-за низкого образовательного и культурного уровня. При этом опирались на тезис-ориентир, согласно которому советская пропаганда, фальсифицируя «даже самые наипростейшие сведения и обстоятельства, задушила самосознание нерусских народов».

К категории национальных меньшинств при делении военнопленных финны относили всех нерусских солдат и командиров Красной Армии. Выделенные в отдельную группу нерусские, по замыслу финских властей и в целом без нарушений международного права, должны были содержаться отдельно от остальных — русских пленных.

По финской классификации, в категорию национальных меньшинств попали люди титульных в СССР наций с численностью в миллионы человек и имевших свои государственно-национальные образования, например: украинцы, татары, белорусы, узбеки и грузины. К последним финны, например, относили людей всех национальностей, проживающих на Кавказе, что, конечно, не устраивало ни грузин, ни людей других национальностей, тщательно в течение веков оберегавших на Кавказе и за его пределами свое национальное достоинство. Также естественно, что, например, украинцы не могли согласиться с отнесением их к группе национальных меньшинств, под которыми в СССР понимали, прежде всего, малочисленные народы и народности, не имевшие в царской России не только своих национально-государственных образований, но и даже письменного языка, многих видов современного искусства и культуры.

По неполным данным, за время боевых действий были пленены около 1928 человек, являвшихся представителями 32 наций и народностей Советского Союза, то есть приблизительно 35 % от общего количества военнопленных. Думаю, что эти данные не вполне соответствуют действительности, так как, несмотря на учет, многих нерусских военнопленных записывали русскими. Особенно часто это происходило с украинцами, проживавшими до призыва в армию на территории РСФСР. Всего же в плену находились около 5546 солдат и командиров Красной Армии. Рассматривая эту категорию, стоит отметить, что большинство из них были украинцами, белорусами, карелами и ингерманландцами, татарами, евреями, мордвинами, чувашами, узбеками, башкирами и грузинами.

Лагерная администрация старалась компактно содержать лиц одной национальности, хотя это не всегда было возможно. Впрочем, в тюрьмах иногда и удавалось содержать представителей различных национальностей отдельно друг от друга. Военнопленный Борис Кожевин из 273-го стрелкового полка рассказал следователю НКВД:

«Нас в тюрьме рассаживали по национальностям. Русских отдельно, украинцев отдельно, белорусов отдельно, карелов отдельно. Коммунистов и комиссаров сажали в одиночки».

Считалось, что «национальные меньшинства» должны пользоваться некоторыми привилегиями, как то: более мягкий режим содержания, добавочное питание и т. п. Но на деле лишь у так называемых дружественных наций (советских ингерманландцев, карел и вепсов) были некоторые привилегии. Только они пользовались особым расположением лагерной администрации, поэтому, в частности, работали помощниками надзирателей и переводчиками.

В разговорах с иностранными журналистами большинство из этой группы военнопленных крайне негативно высказывалось о жизни в Советском Союзе, было недовольно условиями быта и работой в СССР. Журналист из русских эмигрантов В. 3ензинов отмечал, что встреченные им в Финляндии в лагере для военнопленных карелы выказывали даже свое желание вернуться на фронт и сражаться против Красной Армии.

Впрочем, по словам вернувшихся из финского плена красноармейцев, привилегии имели нс только карелы, но и украинцы. Их содержали лучше, чем остальных военнопленных, они имели относительно большую свободу передвижения по территории лагеря и т. п.

Кроме некоторых послаблений в лагерном режиме и в лагерной работе для военнопленных «дружественных наций» устраивались курсы финского языка, лекции по финской истории и культуре. То есть для них создавались не только лучшие условия для удовлетворения духовных потребностей, но и возможности для более тесного общения с родственными народами.

Аналогичные действия по учету финских военнопленных предпринимали и советские военные власти. Необходимо отметить, что у советского государства к началу Зимней войны уже имелся некоторый опыт учета и регистрации иностранных военнопленных. Так, еще во время Гражданской войны Центрпленбеж [82]издал приказ № 300 от 25.05.1919 «О порядке регистрации иностранных военнопленных, взятых Красной Армией». Во время советско-финляндской войны 1939–1940 годов порядок регистрации и учета финских военнопленных был определен в соответствии с приказом наркома внутренних дел Л. Берии № 0438 от 29 декабря 1939 года. Это была «Временная инструкция о работе пунктов НКВД по приему военнопленных». Анализ этого и других имеющихся в нашем распоряжении документов УПВ НКВД СССР, не вызывает сомнения в том, насколько важны были для данной организации вопросы, связанные с учетом военнопленных. Начальник УПВ НКВД Сопрунеко в категоричной форме требовал от руководства приемных пунктов организовать регистрацию прибывших в специальной книге. Кроме того, начальству приемного пункта вменялось в обязанность ежедневно вести строевую записку о движении военнопленных и ежедневно докладывать о ее содержании шифротелеграммами в МОСКВУ в УПВ НКВД [83].

Большое внимание сотрудники органов УПВ НКВД СССР уделяли первичному допросу, в ходе которого задавались вопросы из разных областей жизнедеятельности человека. Таким образом, происходил первоначальный сбор статистической информации о пленных. Ответы затем заносились в карточку учета. В ней, помимо фиксации традиционных данных: имя, отчество, фамилия, год и место рождения, последнее место жительства, национальность, воинское звание военнопленного, — записывались более широкие сведения. А именно: о социальном происхождении (сословие военнопленного), подданство, профессия и специальность, и стаж работы, принадлежность к политической партии , общее и военное образование, матрикулярный номер, название части и род войск, В которой находился военнопленный, дата и место взятия в плен, семейное положение, сведения о ранениях, а также информация о том, что делал военнопленный до призыва в армию , если работал, то где именно и должность. Всего же карточка содержала ответы на 15 основных вопросов, довольно разнообразно характеризующих прошлую жизнь человека.