Рахим Эсенов - Большевистское подполье Закаспия

Достойно сожаления, что Александр Федотов, человек, несомненно, большого мужества и отваги, самонадеянно, с одним револьвером, решился на такой шаг, а руководители подполья не позаботились снабдить его запасным оружием. В результате недостаточно тщательной подготовки запланированной акции погиб А. Федотов и были арестованы десятки членов подпольной организации. Но сам факт покушения на членов белогвардейского правительства, особенно на «всемогущего» садиста Купа, одного из убийц 26 бакинских комиссаров, частенько упражнявшегося в стрельбе по живым мишеням — арестованным большевикам, произвел отрезвляющее впечатление на прислужников буржуазии, заставил призадуматься многих. Население убедилось, что в Красноводске действует подпольная организация, членов которой не страшат ни английские штыки, ни белогвардейские застенки.

История с покушением переполошила заправил белого стана, тем более что им стали известны и другие аналогичные замыслы. В апреле 1919 года министр внутренних дел докладывал правительству: «Бакинские армяне, сочувствующие большевикам, замышляют совершить… ряд террористических актов против лиц, подозреваемых ими в расстреле Шаумяна и других бакинских большевистских комиссаров… посылаемые для этой цели лица могут проникнуть в область под видом добровольцев или под другими предлогами» 55.

Отнюдь не случайно, что в начале апреля 1919 года, когда белогвардейщина, казалось бы, еще прочно удерживала фронт от Красноводска до Байрам-Али, председатель «правраскома» Кун и его заместитель Добронравов «загадочно исчезают». О их трусливом побеге с нескрываемым раздражением сообщили закаспийские и бакинские буржуазные газеты, в частности «Заря» (12 апреля 1919 года).

Не смешивая террора с массовым вооруженным выступлением трудящихся, скажем, что в пору хозяйничанья в Закаспии контрреволюционных сил мысли о «перевороте», о восстании возникали даже у людей, далеких от политической борьбы. Очевидец событий гражданской войны, учитель К. В. Лейн, не подозревавший о существовании большевистского подполья, скрываясь от призыва в белую армию, сблизился в Ашхабаде с мобилизованными рабочими и служащими, несшими гарнизонную службу по охране военных складов, арсеналов, банка и правительственных учреждений. Даже у этого политически незрелого юноши временами возникала мысль: все эти объекты охраняются людьми, ненавидящими белогвардейскую власть, и настолько плохо, что их легко захватить 56.

Я познакомился с армянином лет тридцати пяти, очень живым, энергичным, видимо, волевым человеком, — вспоминает К. В. Лейн, — Фамилия — Аракелов (Аракелянц). Он выдавал себя за анархиста и наизусть цитировал классиков анархизма, и прежде всего, конечно, Бакунина. Я в то время мало понимал в учении анархистов и с интересом слушал Аракелова. Однако Аракелов был патриотом Родины и ненавидел англичан. Как-то в беседе он мне серьезно говорит: «Давай сделаем в Асхабаде переворот!» Это для меня было неожиданным предложением. «С кем же будем делать переворот и с каким оружием?» — спросил я. «Люди есть, а вот с оружием плохо». Я сам осматривал при посещении приятелей содержимое «арсенала». Кроме небольшого количества берданок с незначительным количеством патронов к ним, в «арсенале» ничего из вооружения не было: все было забрано на фронт. Ни одной трехлинейки, ни одного пулемета и тем более орудия. С чем делать восстание? Не с палками же. Конечно, мы могли бы захватить все охраняемые объекты, арестовать кое-кого из эсеровского правительства, и все! Со стороны Аракелова такое предложение не было провокацией. Его бунтарский нрав искал выхода, и он сделал мне такое предложение. Мы серьезно поговорили, и Аракелов признал, что это была пустая затея, от которой многие невинные люди пострадали бы. «В таком случае я перейду к своим через фронт». И действительно, Аракелов вскоре попал на фронт, через непродолжительное время ночью вышел с винтовкой из окопа, и, попрощавшись с товарищами, пошел в сторону советских войск.

Так объективные обстоятельства, антинародная политика буржуазного правительства вызвали ответную реакцию трудящихся, проявлявшуюся в поисках радикальных средств борьбы за освобождение. Большевистское подполье знало о настроениях парода, горевшего ненавистью к буржуазному правительству, и понимало опасность разрыва между своей слабой организационной подготовленностью и нарастающим стихийным стремлением масс к открытому вооруженному выступлению.

Вопрос о вооруженном восстании первой подняла большевистская организация Красноводска, в рядах которой было много людей решительного склада, тесно связанных с бакинскими коммунистами. Не позже конца декабря 1918 года, как свидетельствуют документы белогвардейской контрразведки, большевик Агафонов, «видный член партии, был командирован в Асхабад с особыми поручениями по подготовлению переворота» 57. Красноводские подпольщики вовлекли в подготовку к восстанию надежных рабочих, продумали план выступления. «Готовились захваты вооруженных пароходов, арсенала, — вспоминает бывший подпольщик Андронов. — Был момент, когда пулемет «Максим» белогвардейской пулеметной команды был готов к открытию огня по англичанам, но вследствие своевременной осведомленности англичан этого не удалось сделать» 58.

Курс на вооруженное восстание, на захват власти взяла и ашхабадская подпольная организация. В начале марта 1919 года на одном из своих заседаний она наметила конкретный план: бросить все агитационные силы подполья в белогвардейские части — в роту особого назначения, отряд Бичерахова, караульную роту и в другие; выяснить, сколько рабочих готовы поддержать выступление; подготовить и вооружить рабочих депо, машинистов и их помощников; организовать нападение на типографию; захватить деньги, чтобы обеспечить восстание материально.

В течение 20 дней продолжалась лихорадочная подготовка восстания: готовили людей, собирали оружие — привозили его с фронта, добывали через надежных людей, убеждали рабочих, имеющих оружие, не сдавать его властям. Рабочие депо продумали план захвата белогвардейского бронепоезда.

О готовящемся восстании была осведомлена и казанджикская подпольная организация. Члены ее раздобыли винтовки и револьверы, машинисты Козлов и Чавыкин привезли с фронта пулемет, а подпольщик Беловодский спрятал его в горах. Назначили точный срок восстания — начать его всеобщей забастовкой сразу после съезда профсоюзов в Баку 59.

Красноводский уездный комиссар послал тревожную депешу министру внутренних дел закаспийского правительства, что у казанджикских рабочих имеется большой склад огнестрельного оружия и боевых патронов, а рабочие станции Джебел уже имеют боевое оружие. «В случае дальнейших неудач наших войск на фронте, — писал он, — не исключается возможность, что рабочие у нас в тылу в критический момент выступят с оружием в руках» 60.