И. Василевский - Романовы

Брак престолонаследника с принцессой захудалого европейского рода мог показаться мезальянсом. По существу же невеста была несравненно значительнее, умнее, ярче, чем жалкий урод, ее жених. Карточку Ангальт-Цербтской принцессы показали Елизавете. Портрет понравился, произвел впечатление. И вот счастливой невесте послана валюта, отпущено из русской казны на дорогу 10 тысяч рублей, и она с матерью едет в Россию.

Юные годы принцессы прошли невесело, в постоянной нужде и лишениях. Переменить убогую нищенскую жизнь на огромную Россию с ее возможностями молоденькой принцессе казалось очень интересным. Судя по ее письмам того времени, молоденькая пятнадцатилетняя девушка в восторге. Еще больше ликует приехавшая с ней мать, сумевшая очень быстро оценить полученные в день приезда подарки — табакерку с драгоценностями, которые показались ей более внушительными, чем ордена, которыми щедро увесили грудь приехавшей невесты. Орденов было у них достаточно и на родине. Правда, жених оказался непрезентабельным. В свой дневник невеста записывает впечатления от первой встречи: «У него очень грубые черты лица, кожа, исковерканная оспой. Волосы его коротко стриженные, а парик придает ему еще более уродливый вид. Он мне ужасно неприятен!»

Впрочем, личные переживания никогда не считались при дворе имеющими какую бы то ни было важность. Августа-София-Фредерика уже присоединена к православной вере, уже наименована Екатериной Алексеевной. «Ее высочество — красавица из себя, очаровала всех, — описывает церемонию присоединения к православию репортер петербургской газеты. — В церкви царила мертвая тишина. Все взоры были устремлены на вновь помазанного члена православной семьи, и все сердца бились в пользу его».

Слог у репортера довольно тяжелый, но и в самом деле невеста, очень быстро овладевшая русским языком, владеющая к тому же западноевропейским лоском, рядом с полуидиотом-женихом производила очень большое впечатление.

И вот настали торжественные празднества по поводу бракосочетания их императорского высочества. На улицах и площадях Петербурга герольды три дня кряду объявляли об этом событии. Перед дворцом сооружены фонтаны, выбрасывающие вместо воды вино. Пить разрешено всем верноподданным. «Душа меру знает» — это правда, но возле фонтанов собираются неистовые толпы, которые приходится разгонять солдатам. На площадях становятся огромные столы для дарового угощения народа. На Неве — корабли, которые салютом пушек приветствуют новобрачных. Свадьба отпразднована пышно. «В союзе сей четы нельзя не видеть перст всевышнего», — так начинает свою речь по случаю бракосочетания митрополит в Казанском соборе.

Во время церемонии всюду суетится, во все вмешивается, всем мешает новоявленная теща. Спокон веку нищая, попав в Россию, дорвавшись до «своего термина», она превзошла самое себя. Она выклянчивает все новые и новые подарки, заводит самые невероятные сплетни, успевает поссорить между собой всех придворных, заводит любовную интригу с директором воспитательного дома, требует для себя каких-то особых карет, заявляет, что ей должно быть отведено наиболее видное место в свадебной процессии, создает столько интриг, суеты и осложнений, что все приближенные единодушным хором умоляют Елизавету Петровну как можно скорее отправить «тещу» туда, откуда она приехала.

Жених с изъянцем, но так или иначе брак состоялся. Елизавета нетерпеливо ждет внука или внучку, но все сроки миновали, а признаков продолжения царского рода все нет.

Елизавета устраивает совещания с целым рядом врачей. Она в тревоге, но полуидиот Петр меньше всего на свете интересуется Екатериной. Он все играет в куклы, в деревянные солдатики, вешает мышей и крыс, хоронит их со всеми воинскими почестями, заставляет жену упражняться с ружьем, и Екатерина со вздохом записывает в своем дневнике: «Мой возлюбленный муж мною вовсе не занимается. Он проводит все свое время с лакеями или играет с солдатиками. Я зеваю и не знаю куда деться со скуки».

Годы идут. Петр III уже далеко не мальчик. Но он остается верен себе. Двадцативосьмилетний балбес все так же изнуряет своих лакеев военной муштрой, дрессирует собак, заставляет взламывать все полы во дворце, чтобы разыскать крысу, ускользнувшую от очередной казни, а Екатерина, тоскуя в одиночестве, все определеннее начинает думать о будущем. «Рано или поздно, — пишет она в дневнике, — я буду властительница России в самом обширном значении этого слова».

И Екатерина уже в то время, при жизни Елизаветы, начинает энергично готовиться к будущей роли. Она изучила русский язык, она пытается знакомиться с историей России. Но Елизавете Петровне нужно совсем не это. Ей нужен внук, а его нет.

По приказу Елизаветы к молодой женщине и ее мужу в качестве менторши прикрепляется некая Чоглокова, пользующаяся славой примерной супруги и добродетельной матери. У нее самой дюжина детей, она это дело изучила в совершенстве. Чоглоковой вменено в обязанность следить за добродетелью супругов, чтобы никто из них не увлекался на стороне и не растрачивал пылких чувств, которые нужны отечеству и трону. Чоглоковой даются на этот предмет особые письменные инструкции, доселе сохранившиеся в сенатском архиве.

В этом любопытном документе указано: «Великая княгиня, которую мы призвали быть достойной супругой нашего возлюбленного племянника, осчастливлена этой нашей царской щедростью только в видах того, что ее высочество сумеет повлиять своим умом и своими душевными качествами на его императорское высочество и, привязав к себе тем его сердце, подарит дорогому нам отечеству православного наследника, нашему же императорскому дому достойного преемника». Программа достижения этой цели указана весьма подробно. Екатерине рекомендуется прежде всего «проявлять полное подчинение характеру ее супруга, ибо от этого зависит ее же счастье и благополучие». От нее требуется, чтобы она «проявляла всевозможные любезности и старания» для достижения высокой цели обеспечения династии престолонаследником.

Чоглоковой предписывается «наставить великую княгиню в любезности, в любви, в уважении и теплоте к супругу, стараясь тем смягчить его характер».

Опытная Чоглокова делает со своей стороны все возможное, но Петр женой не интересуется. «Если бы он хотел любви, это было бы для меня вовсе не трудно», — пишет в своих записках Екатерина.

Но Петру интересны все женщины на свете, кроме его жены. Он занимается фрейлинами, женами своих лакеев, может увлечься первой встречной, лишь бы она могла пить, не отставая от него. Его рекорды в этой области изумительны. Старая поговорка «пьет, как сапожник» в применении к Петру III звучала бы «пьет, как самодержец».