Валерий Шамбаров - Царь грозной Руси

Екатерина подключила все силы французской дипломатии. Поддержку оказала союзная Турция. А послы королевы-матери в переговорах с панами по щедрости переплюнули остальных претендентов. За избрание Генриха полякам платили миллион ливров. Франция была разорена, но это же чепуха! Неужели не стоило выжать из крестьян и горожан любую сумму, чтобы мамин любимец стал чужим королем? Речи Посполитой пообещали военную помощь против России, а вдобавок Екатерина от имени сына предоставила избирателям максимальный асортимент «вольностей». Не только отказ от наследственной власти, но и расширение прав магнатов и шляхты вплоть до «liberum veto»: на сейме достаточно было одному делегату крикнуть «не позволям!» — и решение не проходило.

Панам это очень понравилось. В апреле 1573 г. они избрали Генриха Валуа королем. В Париж отправилось пышное посольство — привезти его на трон. Правда, французы брезгливо относились к полякам как к «дикарям» и «темным людям». А поляки, в свою очередь, пораженно писали о грязи, варварстве и полном невежестве французской знати. Но короля, конечно, приняли почтительно. Не каждый готов отвалить такие блага. Император Максимилиан, главный конкурент Генриха, пытался перехватить его по дороге. Выслал корабли и заставы, просил датчан задержать его в проливах, ведущих в Балтику. Но не получилось. Екатерина и ее дипломаты позаботились о безопасности путешествия, в феврале 1574 г. Генрих прибыл в Краков. Обязательства выполнил, сразу же даровал шляхте обещанные права, они получили название «Генриховых артикулов». Новый король обратился к Ивану Грозному, обещал прислать делегацию для переговоров и убеждал не нарушать перемирие. Но сам немедленно нарушил его — отдал распоряжение об усилении блокады Нарвы, а брата Карла IX и матушку просил для этого помочь французскими военными кораблями.

Победа при Молодях коренным образом изменила обстановку на юге. Девлет-Гирей предложил мириться. Даже денег не просил, что было для крымских ханов совсем уж необычно. Цинично писал: «С одной стороны у нас Литва, с другой черкесы, будем воевать их по соседству и голодными не будем». Правда, все же клянчил вернуть Казань или хотя бы Астрахань — напоминал, что царь сам обещал ее. Иван Грозный отвечал тоже откровенно — дескать, тебя этими предложениями «тешили, но ничем не утешили», а сейчас подобные требования «безрассудны». «Видим против себя одну саблю — Крым», а если вернуть ханства, «Казань будет вторая сабля, Астрахань третья, ногаи четвертая».

Слухи о великой победе царских войск разошлись и в Османской империи. Посланник Хуана Австрийского доносил из Стамбула — балканские христиане ждут, что придут русские и прогонят турок, а венецианский посол Соронци сообщал: «Султан опасается русских… потому что у них есть страшная кавалерия в 400 тыс. человек… и еще потому, что в народе Болгарии, Сербии, Боснии и Греции весьма преданы московскому великому князю». В Россию потянулись эмигранты: изгнанный турками молдавский воевода Богдан Александрович, венгерский «воеводич Радул», румынский «воеводич Стефан», «Микифор гречанин».

Другой вопрос, что «страшной кавалерии в 400 тыс.» у царя не было. В данный момент он и 40 с трудом собрал бы. Ивана Грозного упрекали в том, что он не воспользовался «бескоролевьем» в Польше, не ударил на нее всеми силами. Но, во-первых, их было недостаточно. А во-вторых, имело ли это хоть какой-то практический смысл? Покорить Речь Посполитую в любом случае было невозможно. Русь была еще далеко не такой обширной державой, какой она стала в XVII–XVIII вв. Даже завоевание Казани и Астрахани оставалось пока непрочным. А Речь Посполитая по площади почти равнялась России и превосходила ее по населению. Да и вообще, как уже отмечалось, присоединение Польши было вовсе не в русских интересах. Конечно, можно было отобрать еще несколько городов. Но, опять же, зачем? Это затруднило бы заключение мира. А сейчас он был нужнее, чем территориальные приобретения.

И Иван Грозный использовал передышку для другого дела. Куда более реального и перспективного. Он направил силы и ресурсы на строительство новой системы обороны на юге. Ведь реальным рубежом на этом направлении оставалась Ока. Кашира, Тула, Калуга, Рязань были пограничными крепостями. Земля распахивалась и крестьяне селились только поблизости от городов, чтобы по сигналу опасности бросать все и укрываться за стенами. Или прятаться по лесам… Иван Васильевич стал перемещать границу на 150–200 км южнее. Еще до сожжения Москвы, выдвигаясь в Дикое Поле, начали возводиться крепости Орел, Болхов, Епифань. Теперь эти города соединялись новой, Большой засечной чертой. Организовывалась сторожевая служба, согласно «Приговору», разработанному Воротынским.

Кстати, в судьбе самого Михаила Воротынского многое остается неясным. Известно, что он был награжден царем, получил г. Перемышль. А в 1573 г. его якобы обвинили в чародействе, и разные работы приводят ту самую сцену, которую описал Курбский — как царь пытал Воротынского, отправил в Кирилло-Белозерский монастырь, князь умер по дороге и в монастыре был похоронен. Но, повторюсь, у Курбского это «случилось» в 1565 г., за 7 лет до битвы при Молодях. А историки, обнаружив неувязку, почему-то не усомнились в описании, а по своему разумению взяли, да и передвинули его по времени. Хотя могилы Михаила Воротынского в Кирилло-Белозерском монастыре нет! Там похоронен не он, а его брат, Владимир Воротынский, который постригся в монахи в 1562 г., никуда из обители не отлучался, ни в каких опалах не был, переписывался с царем и мирно преставился как раз в начале 1570-х, на его могиле вдова построила храм.

Однако неувязок еще больше. Карамзин сообщает, будто по одному делу с Михаилом Воротынским пострадал Никита Одоевский [49]. Что оказывается подтасовкой: об Одоевском уже говорилось, он был казнен за совершенно другую вину — за бесчинства и грабежи при подавлении казанского мятежа. Воротынский к этому никак не мог быть причастен. Он в данное время находился не под Казанью, а на юге. Наконец, Б.Н. Флоря передает ту же историю еще в одном варианте. Сообщая о казни Воротынского, он вообще подробностей не касается, а сухо и коротко ссылается на «запись Разрядных книг» [138]. Что ж, Разрядные книги — это строгий официальный документ. Но… дело в том, что их не существует. Любому историку известно, что при царе Федоре Алексеевиче в 1682 г. Земский Собор постановил упразднить местничество, и все Разрядные книги были торжественно сожжены. Где их мог увидеть Флоря, остается загадкой. Хотя для неискушенного читателя его ссылка выглядит внушительно.

В общем, домыслов хоть отбавляй. Но к ним следует добавить один красноречивый факт . Сын Воротынского Иван Михайлович продолжал служить, в дальнейшем Иван Грозный поручал ему командовать армией. Мог ли царь доверить войско сыну казненного? Ответ напрашивается однозначный. Что же касается Михаила Воротынского, то на самом деле остается констатировать: о его судьбе мы просто ничего не знаем. Может, он и впрямь попал в опалу за какие-то прегрешения — в прошлых главах было показано, что личностью он был совсем не простой. Возможно, умер от болезни или старых ран, он был уже в солидном возрасте. Или ушел со службы по состоянию здоровья, жил в своих вотчинах.