Майкл Бейджент - Мессианское наследие

На основании этих примеров можно выделить некоторые характерные черты архетипа тайного общества. Самое главное заключается в том, что такое общество является строго организованным, тайным и — по крайней мере, в глазах многих — весьма могущественным. Действительно ли оно столь могущественно или нет — вопрос, мягко говоря, второстепенный. Оно является могущественным в силу того, что люди реально верят в его могущество. Некоторые тайные общества порой вообще не обладают никакой реальной силой за исключением той, которая им приписывается, но эта сила, основанная на вере, придает им вполне конкретное могущество. В начале XIX в. такие деятели, как Шарль Нодье, бывший, как считается, великим магистром Приората (Братства) Сиона, и Филиппо Буонарроти, выдающийся конспиратор, которым восхищались такие люди, как Бакунин, постоянно сочиняли и распространяли информацию о целом ряде вымышленных тайных обществ. Эта информация звучала настолько убедительно, что совершенно невиновные люди с ужасом замечали, что их преследуют по подозрению в том, что они якобы являются членами таинственных организаций, которых на самом деле не существует. Столкнувшись с такими преследованиями, их жертвы в качестве меры самозащиты невольно начинали создавать уже реальные тайные общества, представлявшие собой практически точную копию вымышленных. Так миф формирует реальность. Такова практическая сила архетипа, актуализированного в сознании масс.

Понятно, что тайное общество может восприниматься и мрачной, и могущественной силой в зависимости от того, в какой мере его цели совпадают с представлениями масс. В любом случае оно будет вызывать определенный пиетет и связанную с ним эмоциональную реакцию. Если кому-то случится оказаться «по одну сторону баррикад» с тайным обществом, сам факт существования последнего для него может считаться доказанным. Для тех же, кто окажется на «противоположной стороне», это вызовет еще более сильную реакцию, ибо будет отнесено на счет паранойи того или другого индивида, а именно параноидальные страхи относительно тайных обществ и заговоров давно стали одной из характерных черт нашего века, своего рода психологической и общекультурной модой. (Нельзя сказать, что такая паранойя начисто лишена оснований. Напротив, на примере XX в. мы слишком хорошо поняли, сколь многого может достичь небольшая, хорошо организованная группа или общество, действующие за кулисами истории, и мы вправе опасаться чрезмерной концентрации власти в руках таких групп, особенно если мы не знаем, каковы их намерения.)

Тем не менее даже если тайное общество воспринимается как нечто враждебное, в этом часто присутствует элемент самоубеждения. Почему? Отчасти потому, что для масс куда удобнее думать, что сложности и препятствия, присутствующие в делах человеческих, по крайней мере, создаются скорее людьми, нежели факторами, находящимися вне власти человека. Вера в тайную, закулисную власть — это средство самоуспокоения, убеждения, что те или события и явления — дело не случайное, но сознательно организованное, и организованное человеческим разумом. Это позволяет рассматривать такие явления как нечто значительное и потенциально контролируемое. Если тайное общество несет ответственность за некий ряд событий, всегда остается надежда, пускай даже призрачная, что власть этой закулисной силы можно сокрушить — или, напротив, примкнуть к ней и самому стать частью этой силы. Наконец, вера в могущество закулисной власти — это несомненное признание человеческого достоинства, часто бессознательное, но необходимое подтверждение того, что человек не полностью беззащитен и беспомощен перед волей рока, а вполне способен, по крайней мере отчасти, нести ответственность за свою судьбу.

Наша книга — это отчасти книга о таком тайном закулисном обществе, Приорате Братства Сиона. То, что придает Приорату Братства Сиона особую значимость и принципиально отличает его от прочих современных тайных обществ — это понимание и сознательное использование механизмов, которые мы здесь описываем. Насколько мы в наших исследованиях можем судить о Приорате, мы вынуждены признать, что столкнулись с организацией, которая, полностью сознавая, что она делает, и проводя продуманную и расчетливую политику, актуализирует и использует архетипы, умело манипулируя ими. Она не только пользуется знакомыми и традиционными архетипами — спрятанные сокровища, погибший царь, святость кровной династической линии, могущественный секрет, передаваемый из поколения в поколение на протяжении многих веков. Она вполне осознанно использует себя саму в качестве архетипа. Более того, она стремится управлять общественным мнением, чтобы побудить его воспринимать ее именно в качестве архетипа тайного общества. Таким образом, в то время как истинная природа и масштабы его социального, политического и экономического могущества тщательно скрываются, его влияние может быть явным и весьма значительным. Оно может создавать о себе именно такое впечатление и казаться тем, чем считают его люди, поскольку оно понимает динамику формирования подобных воззрений. Как читатель вскоре убедится, мы имеем дело с организацией исключительной психологической глубины и сложности.

За последний век с лишним традиционная религия испытала на себе немало тяжелых и крайне болезненных ударов, нанесших урон ее авторитету. Но само религиозное чувство — чувство «священного», «ноуменального», выходящего за пределы индивидуального опыта личности, — в душах подавляющего большинства людей осталось практически незатронутым. Традиционные хранители «духовности» были вынуждены пойти на компромисс, в первую очередь — с самими собой. Мы привыкли стыдиться слова «духовность», за исключением случаев, когда оно взято в кавычки. И, однако, для подавляющего большинства людей за словом «духовность» стоит вполне конкретная реальность, даже если от ее имени говорит не традиционная религия, а нечто иное.

Такова важная и характерная черта мышления и культуры XX в., отражающая склонность людей нашего времени к восприятию духовного и духовности за пределами контекста и рамок официальной религии. Так, например, Эйнштейн, следуя по стопам Ньютона, попытался соотнести свои собственные фундаментальные открытия, вносящие дезориентацию в прежнюю картину мира, с традиционным восприятием Божественного. Таким образом, все больше и больше людей, признавая крах всех прежних систем ценностей, напряженно искали адекватное средство синтеза для восстановления целостности реальности, распавшейся на отдельные фрагменты.