Марк Алданов - Полковник Пикар и дело Дрейфуса

Есть такой рисунок Валлодона: человек, проснувшийся ночью в кошмаре, поднялся с ужасом на постели. Все черно на рисунке: тень человека, его волосы, подсвечник, ночной стол, кайма одеяла. Надпись: «Он невиновен!» Рисунок сделан в пору дела Дрейфуса и посвящен полковнику Пикару.

Художественные достоинства рисунка спорны. Мысль достаточно ясна.

В Эльзасе с незапамятных времен жила семья Пикаров. Члены этой семьи верно служили своим герцогам, потом французским королям и императорам, то в магистратуре, то в армии. В начале XVII века они получили дворянство, но частицы «де» к своей фамилии не приставили. Были зажиточны, но не богаты.

Семейному кодексу чести, приличий, мыслей был верен и Жорж Пикар, родившийся в 1854 году в Страсбурге. Его отец принадлежал к числу Пикаров-штатских. Сам он стал военным. Ему было шестнадцать лет, когда вспыхнула война и Страсбург отошел к Германии. У французской молодежи появился общепризнанный идеал: реванш. Теперь это идеал молодежи немецкой. Так дело может продолжаться долго.

Жорж Пикар определился в Сен-Сирское военное училище, вышел из него пятым, поступил в Академию генерального штаба, окончил ее вторым. Служил в строю и в штабах, во Франции и в колониях — везде служил с исключительным блеском. Пикар оказался самым молодым подполковником всей французской армии. В чине подполковника он был назначен профессором Высшей военной школы. Там его учеником был Альфред Дрейфус. Он терпеть не мог этого своего ученика. Причины мне неизвестны. Дрейфуса, впрочем, не любил почти никто.

О взглядах, настроениях, вкусах молодого Пикара судить трудно — почти никаких материалов нет. Есть лишь указания, что он много занимался музыкой, чрезвычайно почитал Вагнера, хорошо знал несколько иностранных языков, в том числе и русский. Любил радости жизни, «науку обжорства», как называл гастрономию Рабле. Взглядов держался консервативных, не занимаясь и не интересуясь политикой.

Еще одно: Пикар был убежденный, ревностный антисемит. Об этом есть несколько кратких указаний в литературе; вскользь упоминает об этом и Золя. Слышал я то же самое и от человека, который хорошо знал Пикара.

Разумеется, я не имею намерения излагать в этой статье историю дела Дрейфуса. Напомню лишь вкратце некоторые его главы, — более подробно те из них, которые как бы стали главами необыкновенной биографии Жоржа Пикара.

На rue de Lille с давних пор помещается германское посольство. Здесь жил в девяностых годах прошлого века со своей дочерью посол, граф Мюнстер. Здесь же помещалась и германская военная агентура, во главе которой стоял полковник фон Шварцкоппен. Почти напротив посольства, в доме №102 на той же улице, снимал большую квартиру помощник Шварцкоппена, барон фон Зюскинд. У него столовались служащие посольства и агентуры. Граф Мюнстер, старый барин патриархальных взглядов, требовал, чтобы его подчиненные жили одной семьей, под общим его отеческим наблюдением.

У дочери посла была горничная, по национальности француженка, по фамилии Бастиан. Помимо своих работ по дому, женщина эта выполняла еще другие обязанности: она находилась в тайной службе у так называемого статистического отдела второго бюро. Под этим солидным ученым названием значилась тогда французская контрразведка. «Die Bastian», как ее впоследствии со злобой называли немецкие газеты, имела возможность заходить в комнаты агента и похищала все то, что бросалось в корзину, стоявшую под письменным столом полковника Шварцкоппена. В свой выходной день она отправлялась гулять и на placeSte.-Clotilde или в церкви встречалась с помощником начальника французской контрразведки майором Анри, которому и передавала содержимое корзины германского военного агента.

В доме же №102 над квартирой барона фон Зюскинда, одним этажом выше, помещалась другая квартира. Ее сняло, несколько позднее, то же статистическое бюро — разумеется, через подставных людей. Акустические аппараты, связанные с трубами каминов, давали возможность французским контрразведчикам слушать то, о чем за завтраком и обедом беседовали гости барона.

Надо ли говорить, что все это нисколько не мешало самым добрым отношениям между обеими сторонами. Полковник фон Шварцкоппен, кавалер Почетного легиона, был связан личной дружбой с людьми, которых он выслеживал, и которые его выслеживали. Предварительное дознание по делу Дрейфуса вел майор Пати де Клам. Они с Шварцкоппеном очень часто бывали, завтракали, обедали друг у друга. Немецкий полковник был дорогим гостем на свадьбе французского майора.

Разорванные документы, приносившиеся горничной германского посольства, тщательно склеивались и расшифровывались во французской разведке. В 1894 году статистическое бюро стало замечать, что происходит что-то неладное. Полковник Шварцкоппен развивал энергичную деятельность. Надо отметить, что в ту пору под влиянием сближения с Россией французский генеральный штаб коренным образом менял свои стратегические замыслы. Вместо плана №1.1 вырабатывались планы №12 и 13.

24 сентября 1894 года майор Анри принес в свое бюро документ, полученный им, по его словам, от той же горничной Бастиан. Это было знаменитое «бордеро».

Небольшой лист тонкой желтоватой бумаги в клеточках, исписанный мелким, не очень разборчивым почерком...Смотреть на него без волнения трудно: такие бури он когда-то вызывал во всем мире! Не было, кажется, газеты в Австралии, в Китае, в Патагонии, где бы в течение нескольких лет не склонялось во всех падежах это мало кому понятное техническое слово: «бордеро». Так называются на деловом французском языке бумаги, заключающие в себе какой-либо перечень. На листочке, принесенном майором Анри, неизвестное лицо сообщало кому-то — разумеетсяШварцкоппену, — что препровождает ему пять «интересных документов». Они дальше и перечислялись. Документы были действительно интересные, — быть может, не очень важные, но, разумеется, составлявшие тайну военного ведомства Франции.

Дело немедленно было доложено начальнику генерального штаба генералу Буадеффру, военному министру генералу Мерсье, министру-президенту Дюпюи и даже президенту республики Казимиру-Перье. Военные тайны, очевидно, выдавал какой-то офицер, имевший близкое отношение к центральным органам армии. С бордеро были сняты фотографии, — их роздали начальникам отделов: знаком ли им почерк? Розыски оставались бесплодными недели две. 5 октября начальник 4-го отдела Фабр и его помощник д'Аббовилль находят сходство: очень похож почерк офицера генерального штаба, капитана Альфреда Дрейфуса!