Владимир Мещеряков - Сталин и заговор военных 1941 г.

Положение немецких войск ему предоставил Ф.И.Голиков, как начальник Разведуправления, а уточняющие сведения о наших войсках и флоте, должен был, по всей видимости, предоставить Харламов, как работник Главного морского штаба.

Все это, вроде бы, так вырисовывается из рассказа Николая Михайловича. Но, с чего бы это вдруг у Сталина и членов Политбюро (жаль Харламов не привел, ни одну фамилию) возник такой жгучий интерес к дислокации войск, как наших, так и немецких, именно на Севере? Харламов указывает, что партийцы, почти в полном составе прибыли в Наркомат обороны. К тому же, почему для уточнения, вызвали не наркома Кузнецова, а его подчиненного? Не потому ли, что нарком Кузнецов, входил в состав злополучной Ставки, а Харламов, по всей видимости, — нет?

«Сталин повернулся ко мне:

— Ну, а что скажете вы, товарищ Харламов? Ведь моряки в первую очередь должны быть заинтересованы в положении дел под Мурманском.

По счастливому стечению обстоятельств я довольно подробно знал обстановку в этом районе. И в частности, состояние тех двух дивизий, которые сражались против корпуса Дитля. Дело в том, что часа за два до вызова к Наркому я разговаривал с командующим Северным флотом контр-адмиралом А. Г. Головко и с командующим 14-й армией генерал-лейтенантом В. А. Фроловым . Из этих бесед мне было известно, что войска армии ведут тяжелые бои, но удерживают рубежи обороны . Я доложил Сталину о своем разговоре с командующими.

— А как вы с ними соединились?

— По обычному телефону.

— Вы убеждены, что разговаривали именно с Фроловым?

— Так точно, товарищ Сталин. Я знаком с ним лично и хорошо знаю его голос.

Действительно, с Валерианом Александровичем Фроловым я встречался неоднократно, в том числе на Севере во время инспекционных поездок» . Это был еще сравнительно молодой, энергичный генерал. Плотный, невысокого роста, он производил впечатление знающего, толкового и распорядительного военачальника».

Харламов накануне войны был с инспекцией на флотах, и на Северном, тоже, поэтому так хорошо знал местное начальство. Видимо, Сталину с товарищами из Политбюро, военные из Наркомата обороны пояснили, что связи с Северной группировкой войск нет, поэтому сообщение Николая Михайловича и потребовало уточнения. Он и доложил прибывшим товарищам всё, что знал об обстановке в 14-й армии.

— А кто вас соединил? — продолжал допытываться Сталин.

— Начальник связи Военно-Морского Флота Гаврилов.

Не знаю почему, но у начальника Генштаба генерала армии Г. К. Жукова мой доклад вызвал скептическое отношение . Возможно, он располагал иными сведениями ».

Жуков вводил в заблуждение руководство страны, и в первую очередь, Сталина. Это мягко сказано — « иные сведения» . Расхождение в данных о положении войск попахивало явной дезинформацией, со стороны работников Наркомата обороны. Но с какой целью это было сделано? Однако, смотрите, как Жуков активно проталкивает свою идею, пытаясь притопить Николая Михайловича с его сообщением.

«— Не может этого быть , товарищ Сталин. Адмирал что-то напутал.

— Я докладываю, что мне известно.

Возникла пауза. Генерал Ватутин продолжал твердить свое «Алло! Алло!», все время постукивая по рычагу телефона. Сталин молчал, снова прохаживаясь по кабинету».

Да, Сталин оказался в сложном положении. Но он не был в состоянии человека, колеблющегося в своих чувствах: кому верить? Иначе бы не вызвал Харламова. Нужна была связь с 14-й армией, которая подтвердила бы его сомнения в неискренности Жукова и данной компании военных. Но, связи, как видите, в Наркомате обороны не было. К тому же, не Сталину ли знать, кем был Жуков в действительности? Только поддержка высоких партийных верхов, таких как Хрущев, позволяла «выдающемуся стратегу» всегда находиться на поверхности при всяких, казалось бы, гибельных для него ситуациях. Вот и сейчас, глазом не моргнув, врал Сталину и прибывшим с ним товарищам, о ситуации на Севере, преподнося все в черном цвете. Но, зачем? Немного терпения.

«Наконец генерал Ватутин, довольный, повернулся к нам. Прикрывая ладонью трубку, он сообщил:

— На проводе командарм Фролов.

Георгий Константинович Жуков направился к переговорной , но Сталин остановил его взмахом руки.

— Не надо. Пусть товарищ Фролов докладывает, а Ватутин повторяет. Все смолкли».

Жуков хотел перехватить инициативу в предстоящем телефонном разговоре с командующим 14-й армией Фроловым, но Сталин показал высший пилотаж в делах, подобного рода. Ватутин же, не осмелится искажать смысл сказанного Фроловым, и присутствующим товарищам ясно станет существо дела.

«Ватутин повторял то, что говорилось на другом конце провода. И тут стало очевидным: мое сообщение полностью совпадало с докладом командующего 14-й армией . Да это было и неудивительно: за два часа после моего с ним разговора обстановка под Мурманском вряд ли могла резко измениться.

— Нет, товарищ Жуков, не адмирал, а кто-то другой напутал , — заключил Сталин».

А Николай Михайлович в мягкой форме поясняет читателю, связи с чем, привел данное повествование.

«Я рассказываю об этом эпизоде столь подробно вовсе не для того, чтобы тем самым подчеркнуть свою осведомленность . Не в том дело. Этот случай убедил меня, что в развернувшихся грандиозных событиях очень важно выработать гибкую систему управления войсками, и прежде всего обеспечить четкую работу связи, что нам всем — от наркома до рядового — предстояло еще многому учиться.

События последующих месяцев показали, что мы успешно справились с этой задачей».

Молодец, товарищ Харламов! Все-таки сумел довести до читателя то, что хотел сказать! Сумел-таки обойти рогатки советской цензуры. Эпизод с Жуковым, Николай Михайлович привел неспроста. Не о работе связи хотел нам сказать товарищ Харламов, это задача наркома Пересыпкина. Он говорил о другом, и это, мы должны были понять. Но все по порядку. Сначала об интуиции.

Прошло несколько дней после посещения Николаем Михайловичем Наркомата обороны. Опять в воспоминаниях обозначился июльмесяц!

« В первых числах июля ко мне в кабинет зашли двое работников из отдела кадров и попросили фотографии на заграничный паспорт.

— Зачем это? — вырвалось у меня.

— Разве вы не знаете, что отправляетесь в Англию?