Владимир Мещеряков - Сталин и заговор военных 1941 г.

Давайте, вот что? Переключимся на его заместителя Владимира Антоновича Алафузова. Я уже заострял вопрос на его чрезмерной «активности» по отношению к нашим героям Заполярья. Вновь вернемся к беседе Кузнецова с историком Куманевым.

Николай Герасимович обронил такую фразу: «Бывший со мной адмирал В.А.Алафузов, исполняющий обязанности начальника Главного морского штаба, был немедленно послан в штаб…».

По каким причинам у нас должностное лицо исполняет, чьи либо обязанности? Когда сам не утвержден в данной должности — раз. Когда замещаемое должностное лицо находится в длительной командировке, исключающей возможность его личного руководства вверенного ему подразделения — два. Или, например, отсутствует по болезни, или находится в очередном отпуске — три. Последний вариант самый интересный. Думаю, что читатель, вместе с Головко, негодовал по поводу отпуска Василия Ивановича Платонова за два дня до войны. Со дня на день ждут нападения немцев, а заместителя командующего Северным флотом отправляют в отпуск, вопреки желанию командующего. Неплохо, по началу войны.

Вообще, по мемуарной литературе, можно найти много случаев, когда руководителей любого уровня, будь то военное или гражданское лицо, отправляли в отпуск, даже, с 22 июня. Самый яркий пример, с Платоновым, приведен выше. Как это понимать? Можно согласиться, в какой-то степени, с низовым звеном гражданского руководства, но военные-то, руководители? Неужели, не знали, что враг уже у границы? Трудно в это поверить, но как это объяснить? Помните, про паралич власти при воздействии «пятой колонны»? Только таким образом можно пояснить все, на первый взгляд, нелепицы с необъяснимым отправлением в отпуск должностных лиц, особенно высшего военного командного звена. Все это так, но почему не было, в ту ночь с 21 на 22 июня в Главном морском штабе И.С.Исакова? Мы же, знаем из воспоминаний члена Военного Совета Черноморского флота Н.М.Кулакова, что на Черном море накануне войны было учение.

« 18 июня учение закончилось, и корабли стали возвращаться в Севастополь. Однако на флоте была сохранена оперативная готовность номер два. Разбор маневров планировался на 23 июня. Адмирал Исаков объявил, что задерживаться не может, и, поручив проведение разбора Военному совету флота, отбыл в Москву».

В дальнейшем, в своем повествовании, Кулаков нигде словом не обмолвился в том, что в Севастополе, в штабе Черноморского флота находился начальник Главного морского штаба Исаков. К тому же, Ивану Степановичу, в такие тревожные дни, благоразумнее всего было бы находиться, именно, в своем штабе в Москве, куда стекались важные сообщения со всех флотов и быть в курсе всех дел. Но он, удивительным образом пропал в неизвестном направлении. Не в Гурзуф ли его отправил нарком Кузнецов, отдыхать на пару с Платоновым? Заодно и в теннис бы размялись на корте, пока немецкие самолеты еще не подлетели? Поэтому и руководил всеми штабными делами заместитель начальника Главного морского штаба, Владимир Антонович Алафузов.

Кузнецов, в своей упомянутой выше книге «Курсом к победе» пишет, что 22 июня «в вечерней сводке, доложенной мне начальником Главного морского штаба (ГМШ) адмиралом И.С.Исаковым, который вернулся из Севастополя, отмечалось значительное продвижение противника к Либаве…».

Нет, уважаемый Николай Герасимович, тут что-то не так. Как-то хитро написано. Надо, видимо, воспринимать приведенное так, что лишь к вечеру 22 июня адмирал И.С.Исаков вернулся в Москву.

А как в таком случае понимать написанное главным коммунистом Черноморского флота Кулаковым, который по партийному твердо и уверенно убеждал читателя, что 18-го июня, после окончания учений Иван Степанович отбыл в Москву? Как же это он умудрился, почти целых пять (!) дней добираться из Севастополя до Москвы. Уж, не на конном ли экипаже двигался до первопрестольной?

Однако умеют же врать наши военачальники, что в большом деле, что по мелочам. И ведь не скажешь же про них, что горек хлеб, п отом и кровью заработанный.

Адмирал Исаков не оставил воспоминаний, хотя пристрастие к литературной деятельности имел. Но ряд интервью дал. В частности, с ним беседовал известный военный писатель Константин Симонов.И не удивительно, что, именно, о начале войны, Иван Степанович не сказал, ни слова. А ведь, это самая злободневная тема, которую затрагивают писатели в беседе с известными людьми в погонах. Тем, не менее, кое-что интересным, Исаков все же поделился.

«За две недели до войны я докладывал Сталину по разным текущим вопросам. Это были действительно текущие вопросы, и некоторые из них даже не были срочные. Я помню это свидание и абсолютно уверен, что Сталин был тогда совершенно убежден в том, что войны не будет, что немцы на нас не нападут. Он был абсолютно в этом убежден. Когда несколькими днями позднее я докладывал своему прямому начальнику о тех сведениях, которые свидетельствовали о совершенно очевидных симптомах подготовки немцев к войне и близком ее начале, и просил его доложить об этом Сталину, то мой прямой начальник сказал:

— Да говорили ему уже, говорили… Все это он знает. Все знает, думаешь, не знает? Знает. Все знает!

Я несу тоже свою долю ответственности за то, что не перешагнул через это и не предпринял попытки лично доложить Сталину то, что докладывал своему прямому начальнику. Но, чувствуя на себе бремя этой вины и не снимая ее с себя, должен сказать, что слова эти, что Сталин «все знает», были для меня в сочетании с тем авторитетом, которым пользовался тогда в моих глазах Сталин, убедительными».

Интервью дано в 1962 году, когда по инициативе Никиты Сергеевича Хрущева началось стирание имени Сталина со страниц истории нашей страны. Так что ничего особо выдающегося в адрес вождя, в тот момент, сказано не было. Кстати, с легкой руки Константина Михайловича, из-под пера которого вышло это интервью, и сложилось мнение о прострации Сталина впервые дни войны. Но не в упрек ему будет сказано, так как и над ним было бдительное око цензуры. Желающих мазнуть черной краской умершего вождя хватало.

Что в этом отрывке интересного? Значит, «за две недели до войны» Исаков лично докладывал Сталину (это, примерно 8-10 июня) «по разным текущим делам» и не считал обращение зазорным. Однако, позднее, когда стало известно о близком начале войны, почему-то стушевался идти на прием к Сталину и стал просить своего прямого начальника, чтобы тот доложил обо всем том, о чем наболело у самого Ивана Степановича? Не находите, данное поведение, странным? Кроме того, Исаков, почему-то, не называет фамилию своего прямого начальника. Что это за военная тайна такая? Кроме того, этот прямой начальник, отмахивается от Исакова с его просьбой доложить вождю, как от назойливого комара: « Все это он знает. Все знает, думаешь, не знает? Знает. Все знает!». Еще, что смущает, так это прекрасное знание внутреннего мира вождя: Сталин убежден, Сталин знает! Не приведена ни одна реплика Сталина, но есть твердое убеждение, что это, сказанное выше, именно так. Не военные, а прямо таки, психологи-экстрасенсы.