Вадим Васильев - История новоевропейской философии

Вот вещь. Я только что говорил, что по Спинозе — любая вещь в свое понятие включает существование (в понятие, и соответственно в вещь). Но мы оговорились, что не необходимое существование, а потенциальное. Любая вещь потенциально существует. Но речь то идет об актуальном существовании, т. е. необходимом. А вот в этом смысле вещь может и быть и не быть. В самой сущности конечных вещей не заложено того, что они с необходимостью должны существовать. Если же этого не заложено, если они могут и существовать и несуществовать, то — здесь включается железная логика — коль скоро они существуют — эти вещи, то должна быть причина — почему они скорее существуют, чем несуществуют. Ведь для любой вещи есть две альтернативы: быть или не быть. Вот если она есть, то есть причина, почему она есть, а не не есть. Эта причина существования вещи не может заключаться в самой вещи. Если причина существования вещи заложена в самой вещи, то это значит, что в сущности самой вещи заключено существование. Она является причиной самой себя — самодостаточной вещью; а значит — существует с необходимостью (если вещь — причина собственного существования, так?) Значит, причина существования любой конечной вещи (т. е. не Бога) находится вне этой вещи. И она может находиться лишь в той вещи, в сущность которой входит существование. Т. е. причина существования любых случайных вещей заложена в Боге, т. к. он то и является необходимой вещью. А поскольку вещи существуют во времени: в этот момент, вот в этот и в этот момент, то постоянно требуется возобновление ее существования. Эта причина возникновения вещи должна постоянно сообщать ей новую порцию бытия. Сама из себя она его почерпнуть не может. А это и значит, что Бог поддерживает.

— А вот когда эта секунда прошла, это вещь, которая была в этой секунде, — уже не существует?

Ну почему, вот Бог ее. но это непрерывно: время же не разделено на моменты.

— Но вот вещь существует только в тот бесконечно малый момент, которым является настоящее, или..? Вот как Августин писал: тот момент, который прошел — и ни одной вещи уже нет — той, из того момента, который прошел, вообще ничего того уже нет. И это положение, наверное, является необходимым, чтобы создавать каждый раз новый мир.

Верно, верно. Да, именно так. Ну, то есть вот отсюда мы и приходим к необходимости этой концепции — ежесекундного поддержания мира Богом Т. е. от нее нельзя открутиться, надо свершено тогда менять логику рассуждений, а это не так просто было сделать. Были философы, которые на эту тему просто ничего не говорили, но разрушить вот эту парадигму оказалось весьма непросто.

— А кто приводил тут другой тип размышлений? Кто из персоналий?

Ну, были философы, которые просто на эту тему не рассуждали: вот, скажем французские материалисты 18 в. — Дидро, Ламетри, Гольбах, Гельвеций — у всех у них мы не найдем такого рода размышлений. Девид Юм, к примеру, — один и самых мощных философов нового времени — у него есть, правда, такие утверждения: даже он говорит, что Бог ежесекундно творит мир; но это он говорит между прочим в одном из эссе, это не играет серьезной роли в его философских построениях. Ну, вот, у Канта совсем нет подобных рассуждений в опубликованных им работах, практически. Хотя, если бы его заставили, он тоже не смог бы, видимо, иначе сформулировать.

— Ну, он сказал бы, что это всего лишь идея разума …

Да, да. В конце концов ведь он отказывается признать возможность доказательств бытия Бога. Здесь все зависит. во — первых, от логики причинности: если мы считаем, что необходимо поддержание. а может быть оно происходит само собой, безо всякой причины.

— А кто конкретно напрямую отрицал эту концепцию?

Такой философ мне неизвестен, который сознательно выстраивает другую аргументацию. Еще раз подчеркиваю, что большая часть просто объявляла это схоластикой — на эту тему вообще рассуждать нечего. Да и Бога нет — какое поддержание мира Богом?

— Железная логика.

Либо те, кто понимал, что так просто нельзя расправиться — они обходили молчанием этот вопрос. Ведь «фигура умолчания» очень популярна среди философов. Есть даже такое правило: о самом важном всегда молчать. А трещины в системе всегда надо искать в примечаниях: вот если автор совестливый, то он после того, как прочитывает то, что он написал он видит нестыковки какие‑то, они неизбежны. И он старается, для себя, по крайней мере, (ну и для читателя) их разрешить, и делает примечания — в них он какие‑то паллиативные, обычно, решения формулирует. Но вот за эти примечания надо хвататься, чтобы проникнуть в трещины системы — а это самое интересное — только так и индуцируется собственное наше мышление — только через трещины.

— А вот кто‑то приписывал Декарту такое выражение: «я мыслил в своей жизни два месяца и четыре часа». Как это понимать?

Ну, он хотел сказать, что мышление, это такой процесс, требующий особой сосредоточенности, видимо. Трудно сказать, что он имел ввиду, но. Это конечно в фигуральном смысле, в действительности он говорил и то, что душа мыслить не прекращает, поскольку и после смерти душа продолжает существование, то вообще. всегда мыслит душа. Возможно, имеется в виду, что настоящее, сосредоточенное мышление, продуктивное. Вы ведь знаете, когда он открыл принцип «cogito»? Да, вот одна из минут этих часов — это вот как раз в печке или у печки.

— Здесь похоже на случай с Эйнштейном, когда его журналисты спрашивали: ««А вот куда Вы пишите свои мысли — у вас с собой блокноты, или записные книжки..?» Он говорит: ««Нет, мыслей приходит так мало, что их нетрудно и запомнить…» (смех в аудитории)

Да, лучше и не скажешь. Ладно, перерыв

Следующим нашим персонажем будет Гоббс. Можно было и не о Гоббсе вначале говорить, а о Спинозе, но я хочу пояснить, почему кратко я расскажу вам сейчас о Гоббсе. Все дело в том, что дальнейшая история европейской философии во многом развивается под знаком Декарта. Более того, можно даже так сказать, что в принципе практически всех следующих философов вплоть до Канта можно классифицировать как картезианцев, но с какими‑то определенными добавлениями. Ну, например, Спиноза это представитель теологического картезианства. Декарт много открыл областей, много перспектив. Не все они были разработаны, какие‑то больше, какие‑то меньше, те или иные философы сосредоточивались, как правило, на конкретных направлениях, заданных общими указаниями, руководящими, Декарта. То, что один, скажем, из них сосредоточивался на теологии, а другой на учении о модусах мышления создавало подчас впечатление того, что эти философы принадлежат абсолютно разным направлениям мысли. Но это просто было связано с тем, что они, как бы разные уголки декартовской мысли разрабатывали, а вовсе не какими‑то фундаментальными расхождениями между ними. Как бы в разных частях этого картезианского поля работали, там можно было бы сказать. Ну, вот, к примеру, Спиноза, как я уже говорил — теологическое картезианство, Локк — это психологическое картезианство, допустим, школа логики Пор — Рояля — это методологическое картезианство. Допустим, Леруа и некоторые другие французские философы, близкие ему, — это физическое картезианство. Ну, вот с физическим, пожалуй, было хуже всего, потому, что тут Декарта остро критиковали и авторитет его был невысок в этой области.