Вадим Васильев - История новоевропейской философии

Итак, часть первая. Она предваряется «Введением», в котором он четко определяет задачи своего трактата. Говорит он так — приведу эти его рассуждения: «Моей главной целью является определение источников идей и», — добавляет он, — «видов знания, видов достоверности, проистекающих из сравнения, соединения или разъединения этих идей». Сразу же дам определение: под идеей Локк имеет в виду любой объект мышления. Мышление же он понимает абсолютно в декартовском смысле, как сознание о чем‑то.

— Идея — любой объект мышления?

Идея — любой объект мышления, а мышление — это любой душевный акт, сопровождающийся сознанием. Просто декартовская концепция мышления. Опять‑таки, скажу сразу, что. помните, я рассказывал, какие трудности Декарт в связи с этой концепцией получил, как он их решал, в частности, как он решал проблему памяти (он вынужден был, точнее говоря, ее решать)? — точно так же эти вопросы, в том же ключе обсуждаются и Локком.

— А вот мышление может осуществляться только в понятиях?

Почему? Я только что сказал, что любой акт сознания является мышлением для Локка. Поэтому, когда вы ощущаете…

— А сознание может работать с не — понятиями?

Конечно. Вот вы ощущаете, вы осознаете, что видите сейчас что‑то перед вами — неважно даже, что; вот вы это пятно осознаете — это акт мышления, реализующийся в виде ощущения, в данном случае. Мышление не имеет никакого отношения к понятиям. Мышление… любой акт сознания, а сознание не обязательно концептуализировано. К понятиям имеет отношение только деятельность рассудка или разума (ну, тут разные слова можно использовать: reason, understanding). Это ответ на Ваш вопрос.

Так же, как и Декарт, естественно, Локк отрицает бессознательные перцепции — поскольку он связывает сознание с мышлением; бессознательные идеи, точнее говоря. Ничего этого нет. Душа целиком пронизана сознанием. Тут же Локк говорит — вот, во «Введении» — об отрицательных и положительных задачах трактата своего. Значит, отрицательным — ну, условно говоря, отрицательным, или ограничительным, — итогом всего его исследования будет понимание, что далеко не все вопросы — традиционные вопросы метафизики — под силу человеческому разуму. Зачем мы вообще… — вот, надо понимать это четко — зачем браться за исследование души, за исследование способностей души? Какой смысл это имеет? Ну, можно ответить, конечно, на этот вопрос, что это самоценно — это действительно так, не надо искать никакой другой пользы; просто само по себе важно. Но есть и внешняя польза. После того, как мы узнаем, как устроено наше познание, мы автоматически очертим вокруг него некие пределы, за которые наши способности пробираться не в состоянии, — вот это так называемая ограничительная задача. Ну, решить эту задачу можно лишь в результате строгого и тщательного анализа душевных сил. Это положительная сторона. То есть и позитивная часть — собственно анализ устройства души, — и ограничительные выводы, которые из этого вытекают; Локк четко проговаривает вот эти две стороны вопроса. И потом это многократно дублировалось, вот такая структура, в сочинениях новоевропейских авторов: у Юма, например. Ну, самый известный пример — это, конечно, кантовская «Критика чистого разума» — это одновременно исследование трансцендентальных способностей познания, т. е. позитивное некое действие, и ограничение познаваемых объектов. И слово «критика», как вы знаете, оно включает в себя два смысла, и вот в «Критике чистого разума» эти два смысла действительно очень удачно объединяются. Критика — это и некое несогласие, отрицание; и критика — это исследование, если говорить об этимологии слова.

Ну, возвращаемся к Локку. После того, как он завершает артподготовку, он приступает к выяснению вопроса, откуда же берутся идеи? Перед ним два варианта: либо они априорны, то есть уже заранее даны в душе, либо из опыта. Других вариантов нет. Доопытные идеи называются врожденными. Локк доказывает, что таковых нет. Как он это делает? Он использует очень простой и действенный аргумент. Он задает вопрос: «Скажите, вот врожденные идеи — допустим, они есть. Но что значит «врожденная идея»? Это значит, что она исконно присуща человеческой природе; не какому‑то конкретному человеку, неважно, где это человек живет, в каких условиях, и т. д. — если идея врожденна, она всегда будет присутствовать в нем. Так? Значит, если у человека есть врожденные идеи, то они должны быть у всех людей; поскольку, если они присущи человеческой природе, то, соответственно, должны быть присущи и всем людям, которые люди именно потому, что они имеют человеческую природу. Итак, если врожденность связана со всеобщностью идей — если они всеобщи, то они должны быть всем понятны сразу же: и младенцам, и дикарям…» Все! А теперь Локк восклицает: «А это противоречит фактам! Фактам! Подойдите к ребенку и спросите его: «Согласен ты с законом тождества — А есть А?» Он просто не поймет, что вы говорите. Или проведите этот же разговор с дикарем. Ну, хорошо, если вам удастся…

— Ну, ни тот, ни другой не обладают языком. Это все равно, как объявить, что мы в газете напечатали — «присылайте свои мнения», — а вот из Африки нам ответы не пришли. Туда, во — первых, газеты не доходят, а во — вторых, оттуда, из Африки, нет телеграфа, чтобы сообщить свое мнение.

Ну, правильно… Я, кстати, согласен с Вашим возражением. Ведь действительно, аргумент Локка не все снимает: может быть, они все‑таки понимают это, но не понимают просто термины, которыми вы хотите выразить это отношение, а понимание и врожденные идеи у них присутствуют. На это Локк отвечает, что в любом случае требуется какое‑то размышление. Дело тут не в словах. Даже если… в конце концов, можно объяснить ребенку смысл этих слов; когда ребенок начинает произносить эти отождествления — «я есть я», «человек это человек», — они являются каким‑то открытием. Тут Локк, похоже, прав; он был очень наблюдательным в этом плане. Действительно, если проследить за поведением маленьких людей, то мы увидим, что малыши — они открывают для себя этот закон тождества. В случае с законом тождества может быть не все так ясно, как в случае другого примера, который приводит Локк: идея Бога. Ясно — для него, во всяком случае, это очевидно, — что далеко не у всех людей есть идея Бога. Уж у диких народов‑то точно ее нет, — считал он. Правда, современное религиоведение оспаривает этот тезис: вроде бы нет нерелигиозных народов, но суть‑то…

— Но, тем не менее, в каждое столетие философы доказывали или возвращались к доказательствам существования Бога. Т. е. это не самоочевидная вещь.

Верно. Но речь идет в данном случае не о существовании, а просто самом понятии Бога — неважно, существует он или нет. Просто представление о Боге. Вот если оно врожденно, должно быть у всех; но оно есть не у всех. А если даже нет нерелигиозных народов, то все равно, у них не то представление о Боге, неадекватное. Это все равно, что его нет. Они представляют себе Бога, как людей; бессмертных людей, в лучшем случае. Между тем как Бог — это всесовершенное существо, и… в общем, можно сказать, что у них нет идеи Бога. Ну, а раз нет идеи Бога, то по modus tollens мы получаем вывод, что эта идея не врожденна. Еще раз: если врожденна, то должна быть у всех, если не у всех, то не врожденна. Все. Очень просто. И Локк на разные лады повторяет этот довод. Тут важно понять один момент: А как же быть с традиционной, с платоновской теорией врожденных идей, которая вовсе его‑то доводом не убирается? Теория знания как припоминания. Ну, да, у нас остались отпечатки созерцания истинного Бытия, но они замутнены, мы должны их вспомнить; для этого мы должны активировать наше мышление, об идеях нам напоминают похожие на них вещи — т. е. сложный процесс вспоминания должен осуществиться в человеке.