С. Ekshut - Zakat imperii

Что же думал о современной жизни этот учитель? Что же говорил о ней этот, по словам Ленина, ставшим крылатыми, матёрый человечище?

Благодаря «Яснополянским запискам» доктора Душапа Маковицкого, мы можем услышать рассуждения Толстого, которые он высказывал в кругу своих родных и близких. Иные из его высказываний поражают своей неоднозначно­стью: язык не поворачивается назвать великого писателя мракобесом, однако враждебное отношение Толстого к прогрессу и просвещению не позволяет избежать этого определения. Судите сами. Толстой прожил долгую жизнь и нередко любил вспоминать времена своей молодости, сравнивая век нынешний и век минувший. Очень часто сопо­ставление было не в пользу настоящего. Сравнения Толстого поражали своим обскурантизмом. 4 января 1905 г.

Л.Н.: Медицина не приносит никакой пользы. Купцу вырезать слепую кишку превосходно умеют, но 50% детей из народа раньше года погибает, а в воспитательных до­мах - 80%.

9 января 1905 г.

Какой тупой народ - ученые!

20 января 1905 г.

Л.Н: Кто знает? Может быть, было бы хуже, а может, и лучше. Доктора развелись на моей памяти, раньше люди жили и умирали без докторов. Смерть — не зло, зло — это дурная жизнь.

14 ноября 1905 г.

Этого не поймет ни один профессор. Профессора - са­мые глупые люди. В разговоре с американцем я произнес слова scientific stupidity* (ученая тупость) 106.

9 апреля 1907 г.

Л.Н. сравнивал туннели (по поводу разговора о новопро-ведённом Симплонском) - с пирамидами, что в будущем так же будут смотреть на них. Можно довольствоваться прежними путями. Усовершенствованные пути туристам нужны (не товарам).

11 декабря 1907 г.

Л.Н. сказал:

— Как мы далеко от того, чтобы работать на себя! Что мы (наша яснополянская семья) в день используем, это 50 рабочих дней.

Разговор о «черных избах». Александра Львовна не знала, что они такое. Л.Н. ей объяснил и сказал, что они были теплее и в самом деле должны были иметь свою вы­году. Трубы не было; топили, а дым уходил открытыми дверями, пока не перегорало, потом двери закрывали. Это выкуривало всякие болезни. 50 лет тому назад белая изба была редкость 107.

11 марта 1908 г.

Л.Н:. Сегодня поезд на юг имел тридцать вагонов; что они возят? Этого я никогда не пойму: поезда товарные и обозы с вином.

12 июня 1908 г.

Наука (это не парадокс), наука - сложное невежество. Что теперь считается наукой, то будет считаться в будущем отклонением деятельности ума от здравого смысла. Я, может быть, ошибаюсь, но это мое искреннее убеждение.

5 октября 1908 г.

Л.Н. заметил: Наука ничего не может дать ни нравствен­ности, ни религии. 27 декабря 1908 г.

В 4 часа пошли к Черткову. Там резкая беседа о том, что интеллигенты не приносят пользы народу; что быть студентом - значит быть паразитом и готовиться паразитом остаться и что борьба с правительством, приготовлением к которой они оправдывают нынешнее существование уни­верситетов (профессоров и студентов), вредная.

16 марта 1909 г.

Мужик думает своим умом, а у профессора ничего нет своего, своего ума нет 108. 23 ноября 1909 г.

По поводу задавления поездом мужика, отвозившего снег от Щекинской станции третьего дня, Л.Н. разговорился о железных дорогах:

— Так и помру с мыслью, что железные дороги вредны. Убить человека! Они для того, чтобы приехать поскорее, а спешить некуда. Непосредственные чувства. Вывозят и привозят те же товары. Можно и на лошадях.

16 декабря 1909 г.

Дмитрий Васильевич спросил Л.Н. про Мечникова. Л.Н. сказал, что у него кастрировано нравственное чувство. По его мнению, надо только смотреть за состоянием ретирад (отхожих мест. - С.Э.), чтобы микробы не попадали на рас­тения, и тогда все хорошо.

30 апреля 1910 г.

Л.Н. про словарь:

- 99% того, что в Энциклопедическом словаре, бывает не нужно, так как это выросло из праздной жизни.

1 мая 1910 г.

ЛЛ:. Автомобили нашей русской жизни abstehen (чужды (нем.)... У иных лаптей нет, а тут автомобили (3-12 тысяч рублей).

23 мая 1910 г.

Был студент Московского университета Жилинский [Юрий, студент-медик Московского университета, член земледельческой колонии Воронежской губернии], идет пешком па Кавказ. Зашел за книжками. Л.Н. с ним погово­рил. Вечером Л.Н. одобрял его: «Оригинал». И рассказал, что есть такой купец в Ельце, который на лошадях ездит в Москву: «Я не кобель, чтобы по свистку бегать» 109.

От иных толстовских высказываний, старательно за­писанных доктором Маковицким, веет таким дремучим не­вежеством, что кажется, их произносит не великий русский писатель, а тот самый купец из Ельца. Медицина делала колоссальные успехи, спасая людей от болезней, ранее счи­тавшихся неизлечимыми. Но, естественно, не могла помочь всем страждущим: услугами врачей пользовались, прежде всего, состоятельные люди, способные заплатить за лечение. Большая часть страждущих оставалась без медицинской помощи. Это возмущало Толстого, и на этом основании он утверждал, что медицина не 1гужна.В пореформенной России наряду с модными артистами, беллетристами, художниками, адвокатами появились модные врачи, чьи баснословные гонорары поражали воображение современников. Казалось безнравственным, что умение излечивать болезни может сделать человека состоятельным. Казалось аморальным бо­гатеть на человеческих страданиях. Но если дорогостоящая операция была доступна лишь очень немногим, то соблю­дение элементарных правил гигиены не требовало никаких дополнительных расходов. Илья Ильич Мечников, лауреат Нобелевской премии в области физиологии и медицины и давний приятель Толстого, пытался объяснить графу, что близкое соседство отхожего места и колодца способствует росту числа инфекционных заболеваний. Рассуждения Ильи Ильича о микробах воспринимались Львом Николаевичем как досужие профессорские измышления, не имеющие ни­какого отношения к реальной жизни. Аналогичным образом великий писатель толковал о курных избах, топившихся печью без дымохода: их исчезновение из крестьянского быта воспринималось Толстым не как безусловное благо, а как развращающее влияние цивилизации, приносящее простому народу только вред.

Тот, кому довелось жить в пореформенную эпоху, мог наблюдать действия закона повышения потребностей: в жизни всех сословий формировались новые потребности, о существовании которых ранее не было слышно, и люди стремились их удовлетворить. Даже в крестьянской среде заметно повысилось качество жизни: избы стали топить по-белому, на смену убогим зипунам и армякам пришли добротные дубленые полушубки, зажиточные крестьяне узнали вкус чая и сахара. А хорошо зарабатывающие завод­ские рабочие, вышедшие из деревни и ранее не знавшие иной обуви, кроме лаптей, стали щеголять в кожаных сапогах. Далеко не каждый деревенский староста мог позволить себе такие кожаные сапоги, не говоря уже о часах с цепочкой, ко­торыми обзаводились заводские мастера. Всё это - и новые потребности, и сапоги, и часы с цепочкой - почему-то очень сильно возмущало Толстого: «Нет, они пили чай с сахаром вприкуску и хотят внакладку» 110.