Евгений Анисимов - Толпа героев XVIII века

Вряд ли от умной императрицы были скрыты те способы, которыми Шешковский достигал результата в своих изысканиях. Об этом выразительно говорится в анекдоте о начальнике сыска и мужике. Рассказывают, что как-то раз к государыне явился странный челобитчик из провинции. Он просил, умолял сурово наказать его за убийство, которое он себе приписал. Он жаловался, что якобы убитая им помещица является к нему каждую ночь и мучит его. Невиданного челобитчика в уезде выпороли раз, другой, но помещица все являлась ему в сонных видениях, вот он и отправился искать правды в столице. Екатерина позвала Шешковского и спросила у него совета, что делать со странным просителем. Степан Иванович якобы сказал: «Позвольте, мол, мне, Ваше величество, взять крестьянина с собою. Уверяю Вас, он навсегда забудет свою барыню». Государыня засмеялась: «Знаю тебя, Степан Иванович, не токмо барыню, но и русский язык оный челобитчик забудет! Отправь его лучше в монастырь на покаяние».

Шешковский дожил до 1794 года и умер, окруженный почетом и всеобщим страхом. Как часто бывает с людьми, засидевшимися на своем месте, дела конторы он с годами сильно запустил. Пришлось после его смерти преемнику разбирать завалы нерассмотренных дел, выпускать из каземата людей, много лет просидевших без суда и следствия по неизвестным причинам, точнее – по причинам, известным только Шешковскому, который, конечно, в это время уже горел в аду.

Когда в 1789 году во Франции началась революция, то поначалу события в Париже не вызвали особой тревоги у императрицы Екатерины II. Даже наоборот, государыня не скрывала своего злорадства: «Так им, Бурбонам, и надо! Потребно было им давно пресечь придворный разврат, больше думать и хлопотать о благе государства, как это делаю… я, например!»

Но постепенно, по мере того как все мощнее разгорался революционный пожар, Екатерина тревожилась все сильнее. Ее беспокоила судьба идей, которые легли в основу революции. Ведь, как ни парадоксально, это были и ее идеи… И Французскую революцию, и Екатерину как политика вызвали к жизни идеи Просвещения – равенства, человеческого достоинства, свободы. Мыслями Монтескье, Вольтера были пронизаны многие реформы Екатерины. Но они же породили и кровавую гидру революции. Екатерина яростно защищала своих кумиров. Она писала, что не философы виноваты в злодеяниях революции, а ловкачи-политики, которые этими идеями спекулируют. Поэтому она опасалась, как бы и в России не завелись Робеспьеры и Мараты, начавшие, как известно, с критиканства старого порядка в газетках, листовках, пьесках.

Вот тут-то, в этой обстановке опасений и подозрительности, и возникло дело Радищева. Вообще само явление Радищева было тоже вызвано просветительской политикой Екатерины II. Именно она, беспокоясь о развитии законности в стране, отправила учиться праву в Лейпциг двенадцать лучших пажей. Среди них был и шестнадцатилетний Александр Николаевич Радищев. Жизнь у юношей выдалась трудная, но учеба была интересной, и через пять лет Радищев вернулся в Россию взрослым человеком, умудренным знаниями и опытом. При этом уже там, за границей, жизнь обернулась к Радищеву своей грустной стороной.

В Саксонии он особенно сдружился с Федором Ушаковым. Они были друзья не разлей вода: веселы, молоды, гуляли, кутили вместе. Но Ушаков внезапно заболел, да так тяжко, что у него началась гангрена. Ушаков кричал от боли и просил, чтобы друг достал ему яду – столь ужасны были мучения. Радищев долго раздумывал, да так и не решился помочь приятелю, умершему в тяжких страданиях. Эта смерть близкого человека, которому он не помог, страшно потрясла Радищева, стала некоей зарубкой в его душе…

Радищев вернулся в Россию хорошим специалистом, он стал юристом высокого класса, но его назначили протоколистом в Сенат, на канцелярскую должность. Учиться в европейском университете для этого было вовсе не нужно! Но даже не это печалило Радищева. Оказалось, что за годы, проведенные в Германии, он совершенно забыл родной язык, и ему пришлось срочно брать уроки русского. Эта забавная история еще больше подчеркивает остроту восприятия Радищевым того, что он увидел на родине по возвращении. Ему, как человеку со свежим взглядом, бросались в глаза страшные контрасты рабовладельческой империи, ее блистательная роскошь и невероятное убожество. Обычно на эти контрасты обращали внимание иностранцы, приезжавшие в Россию; они заставляли содрогнуться каждого гуманного и доброго по натуре человека. Таким и был Радищев. Особенно его ужасало рабство, царящее повсюду. Международный авантюрист и развратник Казанова купил себе для утехи молоденькую девушку за ничтожную для него сумму, причем на вопрос, когда можно оформить свою покупку, его русский спутник ответил: «Хоть сейчас, коли хотите, а вздумай вы набрать себе целый гарем, так стоит лишь молвить одно слово, в красивых девушках недостатка здесь нет». Человеку из Западной Европы были непривычны толпы дворни, жившей в богатых домах помещиков, отвратительные сцены дворянского быта с постоянным унижением людей и мордобоем. В помещичьих домах, в подвалах или на конюшнях, были настоящие камеры пыток для «хамов» и «хамок».

Все это Радищев, дитя Просвещения, воспринимал остро и болезненно. Шли годы, он служил, выделялся как чиновник деловой, умный, а самое главное – необыкновенно честный. Он был назначен начальником Петербургской таможни и не стал богат, а на этом месте тотчас богатели все его предшественники и преемники. Радищев рассказывал, что обманывать и воровать при этом и не нужно было. Как-то раз в углу таможни он нашел пакет, а в нем полтора миллиона рублей – нигде не учтенных денег. Пакет можно было спокойно переложить в свой стол и навсегда обеспечить себе безбедную жизнь. Но Радищев был другой человек. До наших дней на улице Грязной, ныне Марата, сохранился скромный дом Радищева. За ним был прекрасный сад, березовая аллея. И там возвышался мраморный памятник, который Радищев поставил своей рано умершей любимой жене Анне Рубановской, которая оставила ему двух сыновей и дочь. Горю Радищева не было предела. Он всегда считал, что по-настоящему счастлив лишь тот человек, у кого хорошая, добрая жена. На обелиске он написал трогательные стихи:

О, если то неложно,

Что мы по смерти будем жить,

Коль будем жить, то чувствовать нам должно,

А если чувствовать – нельзя и не любить…

Но жизнь продолжалась. Сестры жены воспитывали детей, Радищев служил и писал – любовь к сочинительству пришла к нему с тех самых пор, как он заново выучил русский язык и понял, сколь он могуч и прекрасен.

И вот летом 1790 года над головой в общем-то благополучного чиновника разразилась страшная гроза. Он внезапно был арестован и отправлен в Петропавловскую крепость. Там Александра Николаевича заковали в кандалы и заключили в каземат. Страшно было то, что делу дала ход сама императрица Екатерина, которая взяла в руки невинное с виду сочинение «Путешествие из Петербурга в Москву», прочитала тридцать страниц и впала в ярость: «Это рассеяние заразы французской, вредное умствование, автор – бунтовщик хуже Пугачева!» Найти и арестовать писаку!

Читать дальше