Николай Ковалевский - Русская военная история в занимательных и поучительных примерах. 1700 —1917

— Генерал,— сказал поэт,— там этих стихов вы не найдете. Лучше дайте мне перо и бумагу — я вам их все здесь на память напишу.

Милорадовичу понравилась благородная искренность поэта, и он ходатайствовал перед государыней о смягчении ему наказания.

Когда офицеры-декабристы в 1825 г. вывели на Сенатскую площадь верные им роты солдат, генерал-губернатор Петербурга М. Милорадович был встревожен. Заехав в конную гвардию и встретив там генерал-адъютанта Орлова, он пригласил его вместе отправиться на площадь убеждать мятежников. Орлов отказался со словами: «Этим людям необходимо совершить преступление, и нам не надо доставлять им к тому случай».

— Что же это за генерал-губернатор, который не сумеет пролить свою кровь, когда кровь должна быть пролита! — вскричал Милорадович и, взяв у Орлова лошадь, поскакал на площадь.

Офицерам-декабристам удалось собрать на Сенатской площади около трех тысяч солдат. Появление на площади популярного в войсках генерала Милорадовича, обратившегося к солдатам с просьбой разойтись, встревожило организаторов восстания — членов тайного общества, и один из них — Каховский — выстрелил в Милорадовича из пистолета, тяжело ранив его.

Когда из раны героя Отечественной войны извлекли пулю, он посмотрел на нее и облегченно вздохнул: «Я уверен был, что это пуля не солдатская, не ружейная, стрелял, наверное, какой-нибудь шалун». Пуля Каховского оказалась для генерала смертельной.

Приняв 13 декабря 1825 г. царский трон, Николай I на следующий день был вынужден защищать самодержавную власть от восставших офицеров-декабристов. Ринувшись на Сенатскую площадь, где происходили беспорядки, он под шум, крики и выстрелы собирал верные ему войска и лихорадочно думал над планом дальнейших действий. В это время к нему подошел представитель дипломатического корпуса и выразил готовность поддержать царя присутствием в его свите иностранных послов. Николай I ответил: «То, что тут происходит,— это наше семейное дело, и в нем Европе делать нечего».

Офицеры-декабристы поторопились с восстанием и, потерпев неудачу, стойко встречали удары царского правосудия.

Подполковник М. Лунин, служивший в Варшаве у великого князя Константина Павловича, тоже был членом тайного общества. Томясь в ожидании указа царя об аресте, он отпросился у великого князя съездить поохотиться и ускакал в сторону силезской границы. Царский курьер, прибывший из Петербурга, громко досадовал, что Лунин сбежал, но Константин остановил его: «Помолчи, не таков человек этот Лунин, чтобы бегать» . Через день Лунин вернулся с охоты и спокойно принял весть об аресте. «А я бы не вернулся»,— сказал по этому поводу дежурный офицер Зайчиков. Константин вздохнул и тихо вымолвил: «В том-то и беда России, что Луниных мало, а Зайчиковых много».

При объявлении в суде приговора декабристам один из них — морской офицер лейтенант Бодиско — очень расстроился и даже заплакал. Узнав об этом, царь Николай I был доволен и, проникнувшись сочувствием к Бодиско, послал к нему генерал-адъютанта Чернышева выяснить, почему моряк плакал и о чем просил. Чернышев вскоре вернулся и, смущаясь, сказал царю: «Злодей он, ваше величество, и плакал только от того, что приговор свой счел мягким в сравнении с наказанием других злодеев».

Поэт Александр Полежаев, разгневавший в 1826 г. Николая I своей сатирической поэмой «Сашка», был вызван к нему, где узнал о решении царя отправить его «для очищения» на военную службу. Когда под ночь Полежаева привели к начальнику Главного штаба генералу И. Дибичу, тот уже спал. Пробужденный ото сна, Дибич прочитал препроводительную бумагу и, зевая, снисходительно ободрил поэта: «Ну что ж, это доброе дело, послужите на военной. Я вот все в военной службе; видите — дослужился, и вы, может быть, будете генералом ».

На одной из гауптвахт Петербурга оказались под арестом два офицера — гвардейский и морской. По заступлении на службу караула, которым начальствовал друг гвардейца, последний был отпущен на несколько часов домой. Моряку это не понравилось, и он донес о случае коменданту. Друзей-гвардейцев предали военному суду, который разжаловал их в солдаты, но вмешался царь Николай I, который положил следующую резолюцию:

— Гвардейских офицеров перевести из гвардии в армию, а моряку за донос дать в награду дополнительное жалованье с записью в формуляре, за что именно он эту награду получил.

На маневрах в Красном Селе Николай I, окруженный свитой и дипломатическим корпусом, громким голосом подал команду войскам, но правый фланг почему-то замешкался и не выполнил ее. Царь изменился в лице и вызвал к себе генерала, управлявшего флангом: «Что у вас случилось, генерал?» Тот, побледнев, объяснил, что недослышал команды. Николай смягчился и сказал спокойно, но твердо: «Стыдно, генерал. Тогда как мой голос слышит вся Европа, его не слышит мой собственный правый фланг». Отпустив генерала, Николай снова подал команду, и на этот раз ее исполнили все.

При Николае I в гвардии служил бравый офицер и большой повеса К. Я. Булгаков. Из анекдотов о нем дошел такой. Великий князь Михаил Павлович, будучи шефом гвардейского корпуса, позаботился о единообразии военной формы и отдал приказ, определявший длину офицерского сюртука. При этом рост из внимания был упущен. Низкорослый Булгаков, сшив у портного сюртук с полами, достигающими икр, вышел в нем на Невский и, поджидая Михаила Павловича, стал прогуливаться под смех и недоумение прохожих. Наконец появился великий князь, который вначале остолбенел от удивления, а затем велел Булгакову отправляться на гауптвахту. «Ваше высочество, вы неправы»,— возразил довольный Булгаков и предъявил великому князю пресловутый приказ. Рассудив, в чем вышла ошибка, Михаил Павлович крякнул и отправил Булгакова к командиру корпуса с тем, чтобы тот сделал необходимое уточнение в приказе.