Владлен Сироткин - Александр Первый и Наполеон. Дуэль накануне войны

Ознакомившись с донесением, царь написал Н. П. Румянцеву: «Вот депеша, которую мне написал Алопеус. Речь идет не более не менее как об отправке меня в другой мир. Ваш Александр».

Борьба продолжалась не только между английской и французской дипломатиями. За фасадом здания тильзитских союзников также не утихал дипломатический торг. Первым пробным камнем разрешения спорных вопросов в рамках франко-русского союза был турецкий вопрос.

Сторонники союза с Францией в России – Куракин, Сперанский, сам Александр I – выражали большое сомнение по поводу раздела европейских провинций Турции путем полюбовного франко-русского соглашения. Тем не менее царь приказал своим дипломатам обсудить этот вопрос с их французскими коллегами, полагая, что в случае удачи некоторое территориальное приращение за счет Турции поможет ему успокоить недовольное провалом амбициозных планов III и IV коалиций англофильское и пруссофильское дворянство. Об этом со всей откровенностью Румянцев заявил в ноябре 1807 г. специальному французскому уполномоченному генералу Савари: «Император Александр положительно просит императора Наполеона, чтобы то, что он обещал, было исполнено теперь же. Он вынужден желать этого, так как ему необходимо показать своему народу результат Тильзитского договора как бы в оправдание мира, которого явно не одобряли».

Собственно, Александр I хотел заручиться формальным согласием Наполеона на присоединение к России трех уже оккупированных русскими войсками провинций Турецкой империи: Бессарабии, Молдавии и Валахии. Первоначально французская дипломатия пыталась обойти это требование России, направив его в русло русско-турецких переговоров о мире при своем посредничестве. Переговоры, начавшиеся в местечке Слободзее 1 августа 1807 года, закончились для царской дипломатии крупным неуспехом: турецкий представитель и французский «посредник», фактически блокировавшись, выступили единым фронтом против русского представителя С. Л. Лашкарова и навязали ему прямо противоположный замыслам Александра I русско-турецкий мирный договор (так называемое Слободзейское перемирие от 24 августа 1807 года; пункт 3-й этого перемирия обязывал Россию в месячный срок вывести войска из Молдавии и Валахии.

Такой оборот дела, разумеется, совершенно не устраивал царя. Обвинив своих представителей в «превышении полномочий», Александр I отказался утвердить мирный договор. Пользуясь тем, что в Тильзитских соглашениях имелась лазейка в виде статьи 8-й союзного договора, позволявшая решать вопрос без участия турецкого правительства, и ссылаясь на широковещательные декларации Наполеона в Тильзите относительно раздела Оттоманской империи, царь решил обратиться непосредственно в Париж.

Намек на возможность прямых франко-русских переговоров о судьбе этих трех провинций был сделан уже в сентябре 1807 г. в инструкции П. А. Толстому. Не давая окончательного ответа, французская дипломатия прибегла к тактике оттяжек и оговорок, требуя, в частности, в качестве «компенсации» увеличения территории герцогства Варшавского – плацдарма Наполеона у западных границ России.

Бесплодные переговоры Толстого в Париже по восточному вопросу продолжались с ноября 1807 г. по февраль 1808 г. Поскольку Россия не уступала. Наполеон, будучи сторонником тактики «лучшая оборона – это наступление», решил поставить свое согласие на присоединение трех турецких провинций к России в связь со своей главной задачей, ради которой ему нужен был франко-русский союз.

2 февраля 1808 г французский император пишет свое знаменитое письмо Александру I о походе в «жемчужину британской короны» – Индию. В письме содержится также намек на возможность полного раздела Османской империи. Для обсуждения конкретных деталей этого плана Наполеон предлагал Александру встретиться вторично.

Сама по себе идея такого похода была не нова. Однажды (в 1800 г.) Наполеон предлагал ее Павлу. Да и Александру I, по свидетельству крупного французского историка А. Вандаля, Наполеон еще в Тильзите предлагал принять участие в таком походе. Судя по черновым документам тильзитской встречи, царь весьма скептически отнесся к этим предложениям. Тот же скепсис чувствовался и в его беседах с Коленкуром полгода спустя, когда последний по приказанию Наполеона снова коснулся этой темы. Александр, доносил Коленкур в Париж в январе 1808 г., смотрит на проект похода в Индию «как на вещь почти невозможную».

После прямого обращения Наполеона к царю с письмом от 2 февраля позиция Александра I изменилась. 13 марта 1808 г. Александр I отвечает принципиальным согласием и на участие в экспедиции, и на новую встречу с Наполеоном (даже называет место – Эрфурт) при условии, если Франция примет русские контрпредложения по восточному вопросу.

Сказать, что царь и русское дворянство не хотели с помощью Франции «округлить» еще больше свои границы, значит погрешить против истины.

Другое дело, что реальные возможности для такого раздела Турецкой империи в 1808 г. практически равнялись нулю и главным противником его выступала сама Франция.

Уже в первой секретной инструкции Наполеона Коленкуру, направлявшемуся в качестве посла в Петербург, говорилось: «Император очень далек от мысли о разделе Турецкой империи и считает эту меру пагубной, но не желает, чтобы вы при объяснении с русским императором и его министром безусловно отвергали ее, и вам предписывается всеми силами доказывать мотивы, по которым необходимо отсрочить время приведения ее в исполнение. Этот старинный проект русского честолюбия может служить связью между Россией и Францией, и с этой точки зрения мы должны стараться не разрушать совершенно ее надежд». Из этой инструкции виден откровенно макиавеллистский подход Наполеона к восточному вопросу. Ни ранее (в 1800–1806 гг.), ни позднее (в 1807–1809 гг.) о реальном разделе Турецкой империи он не помышлял.

Выдвигая план похода в Индию и связывая его с разделом турецких владений, Наполеон хотел убить сразу двух зайцев: втянуть Россию в войну с Англией из-за Индии и утопить вопрос о разделе в бесконечных переговорах, тем самым выиграв время для реализации совершенно конкретной задачи – завоевания Испании и Португалии.

Две цели маячили и перед Александром I: Константинополь и проливы – давняя большая цель русских царей; три турецкие провинции – цель поменьше. Сделав после 25 февраля (день получения письма Наполеона от 2 февраля) вид, что он во всем согласен со своим «союзником», царь старался убедить Коленкура, что главное – это раздел: «Я заявляю вам положительно: если речь идет о том проекте раздела, который согласован в Тильзите (раздел «сфер влияния». – 5. C.), то все готово, мы достигли договоренности еще до того, как увидели друг друга. Если же имеется в виду проект полного раздела, то переговорите с Румянцевым, возьмите карты, поразмыслите, прикиньте, что можно сделать и что подойдет для каждого… Константинополь – важный пункт, и, быть может, вы решите, что он слишком важен для нас. Мне пришла такая мысль: чтобы не создавать из-за этого затруднений, сделаем из него нечто вроде вольного города…»