Ю Продан - Дорога на Тмутаракань

Появилась касожская конница, и сеча закипела с новой силой.

Богдану показалось, что среди неприятельских всадников мелькнуло знакомое лицо. Молодой сотник рванулся к этому воину, конем оттеснив противника, и оглянулся на злату - не случилась ли с нею беда? Но Злата отважно размахивала хазарской саблей, отбиваясь от касожских воинов. С боков ее надежно охраняли Улеб и Мечник. Успокоившись за девушку, Богдан отыскал глазами Святослава и тут же забыл о показавшемся знакомом касоге: князь едва отбивался от наседавшего на него воина.

- Гей, други вперед! Князь в беде! - крикнул молодой сотник и кинулся на выручку.

Дружно ударили вслед за ним гридни. Касоги не выдержали их натиска, повернули коней. Остров среди болот опустел. Богдан подскакал к Святославу.

- Ранен, княже! Помочь тебе?

- Занемог я, - хрипло ответил тот, неловко слезая с коня.

Из-за воеводы Борислава, необдуманно поторопившегося начать войну с касогами, русское войско надолго задержалось в низовьях Кубани. Лагерь, разбитый на небольшой возвышенности среди болот, осаждали полчища комаров. Русичей начала валить болотная лихорадка. Надо было уходить отсюда, поскорее пробиваться к морю, но на беду и сам князь слег.

Святослав метался в жару на шкурах, разостланных в его шатре, стонал и все просил пить. Гридни посменно дежурили возле него, с тревогой следили, как тает, будто снег на солнце, князь. Осунулся и Свенельд, обеспокоенный болезнью своего воспитанника.

Где-то совсем уже недалеко ждала их Тмутаракань, близкая и недосягаемая. Месяц ревун полоскал в небе белые облака, покрывал ранней позолотой листву. Ночи стали длиннее и прохладнее, по утрам на остров наползал сырой и холодный туман.

А касоги не показывались.

4

Молодой сотник Богдан неотлучно находился при князе, готовый по первому зову прийти на помощь. Он поил его, как малое дитя, ключевою водою, которую приносили гридни, пробиравшиеся через болота и леса к ближайшему адыгейскому аулу. Он сам варил дичину и с ложки кормил больного. Недавний смерд, а ныне сотник над гриднями, он привязался к Святославу, как молодой воин к старшему боевому товарищу. А вдруг что случится с князем? Худо будет тогда Богдану, выбившемуся в сотники благодаря Святославу.

В последние дни Богдан редко виделся со Златой, ему было не до нее. Девушка сама пришла в княжеский шатер, когда прослышала, что Святославу стало совсем худо.

- Ой боже Перуне! - тихонько всплеснула она руками, увидев желтое, будто восковое, лицо князя. - До чего довела лихоманка! Надо ведуна привести... Только где его взять в этих плавнях? Ой, попробую я сама что-нибудь придумать...

Она выскользнула из шатра, не замечая пристального взгляда Свенельда.

- Что за гридень? - спросил воевода, покосившись на Богдана. - Я такого будто впервой вижу.

- Это Злат, мой товарищ. Мы с ним вместе уходили из хазарской неволи.

- Злат? - седые брови Свенельда высоко поднялись. - Ой, сотник, что ты мне, старику, голову морочишь! Да это же девка!

Богдан опустил глаза.

- Молчишь? Значит, угадал я! А куда это она выскочила будто ошпаренная? Я ведь ее не съем.

- Не знаю, боярин, - невнятно пробормотал сотник.

- Ну-ну, - добродушно усмехнулся Свенельд, но, взглянув на больного, серьезно добавил: - Я пойду, а ты, гляди, с князя глаз не спускай. Уж не знаю, чем и помочь ему...

Вскоре пришла Злата. В руках она несла корчажку с каким-то варевом. По шатру разлился медвяный запах.

- Вот, сварила. Пусть князь попьет, ему сразу легче станет. Лихоманка этого зелья боится.

- А ты знаешь, кому свое зелье принесла? - загородил ей дорогу Богдан. - Князю! А может, это - отрава?

Она повела крутым плечом, отодвигая сотника в сторону.

- Отрава? Такое зелье у нас в Тмутаракани моя бабка варила. Вот, гляди!

Злата приложилась к корчажке, отхлебнула из нее, поморщилась, засмеялась.

- Чего глядишь? Горькое, не мед. А пить его надо.

Богдан молча посторонился. Девушка присев на корточки перед больным, осторожно подняла его голову и поднесла корчажку к запекшимся губам.

- Пей, пей, княже, - тихо приговаривала она, - поправишься - поведешь на дальше, к моему дому родному.

Приподняв полог шатра, за нею внимательно наблюдал Свенельд. Богдан улыбался, не замечая воеводы. Нет, его Злата ничего худого князю не сделает. Его Злата...

- Злата, надо и нашим гридням помочь. Есть хворые. Улеба и Звягу трясет лихоманка, от них только кожа да кости остались.

Она блеснула зелеными глазами.

- Думаешь, я сама того не ведаю? Уже напоила...

Всю ночь Святослава мучили кошмары. То окружали князя печенеги в степи, свистел аркан над его головой, а он никак не мог от аркана уклониться, то видел он мать свою на смертном одре, наказывающую ему что-то, а что - никак не мог Святослав услышать.

А потом приснилась ему Малуша, первая любовь, подарившая князю сына Владимира. Шла она, босая, по пыльному шляху и несла на руках младенца. Святослав ее окликал, но Малуша не отзывалась и шла все дальше, туда, где дорога круто обрывалась над Днепром. Не видит она обрыва... Как остановить ее, предупредить о близкой опасности? Нет, это не младенец у нее на руках, это корчага с вином. Услышала Малуша призыв своего князя, остановилась, лицо расцвело в улыбке. "Пей, пей, княже, поправишься - поведешь нас дальше, к моему дому родному!" Где твой дом, Малуша? Давно не видал тебя Святослав, давно. Он придет еще к тебе, только бы вот подняться поскорее...

Исчезла Малуша. Оборвались сновидения.

К утру Святославу стало лучше. Князь потребовал к себе Свенельд.

- Долго, видать я пролежал... А дело наше стоит. Воевода Борислав поднялся?

- Кровью изошел Борислав, верно, уже не встанет.

- Эх, Борислав, Борислав, буйная голова! Мыслил я его посадником оставить в Тмутаракани, а он... Надобно нам спешить туда. Выждем день дальше пойдем.

- Слаб ты еще, княже.

- Ничего, не пеший пойду - конь повезет.

А ночью скончался воевода Борислав.

Не всегда и во всем послушен был князю молодой воевода. Вот и на этот раз поступил по-своему, сгоряча нарушил ряд с касогами, за что русичам пришлось заплатить дорогой ценой. И все-таки за удаль, за стойкость в бою Святослав многое прощал Бориславу. Смерть молодого витязя его опечалила, и князь распорядился похоронить воеводу со всеми подобающими воинскими почестями, справить по убитому добрую тризну.

Не было в походе при войске ни одного волхва, служителя русских богов, поэтому Святослав сам руководил похоронами. Войско вышло из болот, переправилось через реку, и там, на берегу, было выбрано открытое место на небольшой возвышенности. Сотни дружинников натаскали из ближнего дубового леска сухие дрова и сучья, сложили высокую поленницу. На самом верху ее усадили мертвого воеводу в полном боевом облачении. Плечи ему прикрыли багряным аксамитовым корзном, в правую руку вложили меч. Не забыли ни щита, ни копья и лука со стрелами и едой всякой снабдили покойника может, долог будет его путь в потустороннем неведомом мире, пока он предстанет перед богами.