Даниил Проэктор - Агрессия и катастрофа

Даже самому подготовленному и предусмотрительному генеральному штабу агрессора оказалось практически невозможно скрыть от противника сроки начала вторжения.

Замыслы политического руководства третьего рейха о вторжении на Запад стали известны союзникам уже в начале 1940 г.

10 марта 1940 г. Риббентроп, находясь в Риме, сказал об этих намерениях Муссолини и Чиано{201}. Последний сообщил о них 13 марта французскому послу в Италии Франсуа-Понсэ{202}.

16 марта 1940 г. Чиано рассказал о военных планах Германии прибывшему в Рим личному представителю Рузвельта и заместителю государственного секретаря США Уэллесу, который передал все данные Франции. Поль Рейно пишет в своих воспоминаниях: "16 марта 1940 г. Чиано сообщил господину Самнеру Уэллесу, что крупное наступление на Запад близится". Он добавляет, что посланец президента рапортовал Рузвельту о заявлении, сделанном Чиано. "Риббентроп, прибыв в Рим, ...сказал Муссолини и ему самому (г-ну Чиано), и, он полагал, также папе, что Германия решила осуществить в самое ближайшее время тотальное военное наступление, что она не предусматривает никакого мирного решения, которому не предшествовала бы победа Германии, и что после победы мир будет продиктован немцами. Риббентроп, казалось, был убежден, что немецкая армия сможет одержать эту победу за пять месяцев. Немецкое правительство предусматривает сначала разгром Франции, а затем, вскоре после этого, развал Англии.

Будучи всегда хорошо осведомленным, Кэ д'Орсе не поднимало шума в связи с этой ценной информацией"{203}.

Уэллес в своих воспоминаниях подтверждает все изложенное выше, что следует поэтому считать достоверным историческим фактом. Он пишет: "Риббентроп, по-видимому, убежден, что германская армия сможет одержать эту победу за пять месяцев. Германское правительство имеет в виду сначала нанести поражение Франции, а затем Англии"{204}.

В конце апреля - начале мая 1940 г., примерно за 10-12 суток до начала германского вторжения во Францию, Бельгию и Голландию, руководящие политические и военные круги этих стран стали получать секретную информацию из различных источников по поводу планов Гитлера и сроков нападения. По данным иностранной разведывательной службы, получавшей сведения от приближенных Геринга, 4 мая 1940 г. сообщалось: "Главное наступление на фронте, включая Голландию, исключая Базель, предусматривается 7 или 8 мая".

Непосредственно перед началом вторжения французская разведка получала предупреждающую информацию по радио от своих агентов широким потоком. Сообщение в первых числах мая гласило: "Немецкая армия осуществит нападение между 8 и 10 мая по всему фронту, включая "линию Мажино". Район Седана, Бельгии, Голландии и Северной Франции будет оккупирован в течение 10 дней, Франция будет оккупирована за один месяц"{205}. 8 мая из Италии последовало сообщение: "Нападение - сегодня". Информация от 9 мая: "Атака 10-го на рассвете"{206}. "Сообщения, поступавшие в стремительном ритме, звучали как сигнал тревоги"{207}, - пишет в воспоминаниях начальник французской разведки полковник Гоше.

Целый ряд изданных материалов свидетельствует, что из среды высшего командования вермахта некоторую важную информацию по рассматриваемому вопросу передавали союзному руководству начальник контрразведки адмирал Канарис, его начальник штаба полковник Остер и генерал Бек.

В последних числах апреля 1940 г. Бек сообщил отъезжавшему в Рим сотруднику Канариса Мюллеру: "Необходимо ожидать наступления Гитлера в течение ближайших 8 - 10 дней"{208}. Эти сведения Мюллер передал бельгийскому посланнику в Риме{209}.

Биограф Канариса Абсхаген пишет: "Точно установлено, что незадолго до начала наступления на Запад Остер поставил в известность Саса (голландского военного атташе в Германии) о том, что ожидает нейтральную Голландию"{210}. Еще 6 мая Остер сообщил Сасу: наступление назначено на 8 мая. Однако шифрованная телеграмма Саса на этот счет произвела в Гааге мало впечатления. Голландский министр иностранных дел ван Клеффенс не верил, что немцы осмелятся нарушить нейтралитет, и считал, что теперь война развернется на Балканах. 9 мая Остер сумел окончательно установить: все начнется 10-го, приказ отдан окончательно. Сасу удалось вечером 9 мая связаться по телефону с руководящими инстанциями в Гааге и передать следующую фразу: "Хирург решил предпринять операцию на следующее утро в 4 часа"{211}. Через несколько часов Сас был вызван по телефону из Гааги. Ему задали вопрос, исходит ли информация из абсолютно достоверного источника. Сас ответил: "Да, операция неотвратима! Я говорил со всеми врачами. Она начнется завтра на рассвете!" Разговор был подслушан германской секретной службой{212}. Начатое по приказу Геринга расследование об источниках утечки секретных данных результата не дало. Однако германскому командованию стало теперь известно, что сроки начала вторжения раскрыты, и поэтому оно решило больше не медлить.

Еще 27 апреля 1940 г. Гитлер отдал приказ начать вторжение между 1 и 7 мая{б4}. Вскоре "день икс" уточнили: 8 мая. В последних числах апреля у Иодля возникло подозрение, что план и сроки начала операции разглашены: был подслушан еще один телефонный разговор бельгийского посланника в Ватикане с Брюсселем{214}. Гитлеровцы предположили, что произошла измена с немецкой стороны. Фюрер передвинул срок на 10 мая. Накануне Канарис через Остера передал голландскому военному атташе в Берлине еще одно сообщение: "Свинья выехала на Западный фронт". Речь шла о Гитлере, а сама передача служила последним сигналом предостережения.

Все эти факты следует признать достоверными - они подтверждаются особенно голландской стороной. Как сообщает тогдашний министр иностранных дел ван Клеффенс, 4 мая голландские власти "из очень достоверного источника узнали..., что в ближайшие несколько дней следует ожидать вторжения немецкой армии"{215}. Разведка проверила данные и получила многочисленные подтверждения.

Гитлеровскому руководству не удалось сохранить важнейшую тайну.

Но здесь мы вновь сталкиваемся с некоторыми явлениями, которые выходят за рамки чисто военных понятий. Снова - уже в третий раз за эту войну политические и военные руководители европейских государств накануне вторжения в их страны, несмотря на то что располагали многими сведениями о готовящемся ударе, оказались не в состоянии понять, оценить всю реальность угрозы и своевременно принять контрмеры. Иными словами, политические руководители не смогли сделать достаточно полных и правильных выводов из сведений разведки.

II

В 21 час 9 мая, после того как начальник штаба военно-воздушных сил генерал Ешоннек доложил, что погода назавтра обещает быть хорошей, генерал Иодль, находившийся в личном поезде Гитлера, передал всем высшим штабам условный пароль ("Данциг"), означавший, что вторжение назначено на следующее утро. Вслед за этим в войска был направлен приказ фюрера, который предстояло зачитать повсеместно на рассвете перед выступлением. Приказ, как и опубликованная утром 10 мая сводка ОКВ, должен был "вдохновить" солдат и одновременно дезинформировать генеральные штабы противников - убедить, что немецкая армия наносит удар "на широком фронте", через Бельгию и Голландию, а не через Арденны{216}. Солдатам объявили: "Начинающаяся сегодня борьба определит судьбу германской нации на следующую тысячу лет"{217}.