Даниил Проэктор - Агрессия и катастрофа

Когда нападение на Советский Союз приняло форму окончательного военного решения, оно стало тем самым главным событием, ради которого, собственно, все так долго и тщательно готовилось и вообще во имя которого существовала военная программа рейха.

Здесь не существовало и тени импровизации. Все делалось в строгом соответствии со схемой, вычерченной в 20-30-е годы. Не "импровизация", как иногда считают на Западе, а, наоборот, схематизм. Стремление заключить мир с Англией, чтобы развязать себе руки для "движения на Восток", проявлялось уже в ходе войны в активной форме, как мы видели, и после победы над Польшей, и в дни Дюнкерка, и, в конечном счете, во время воздушного наступления на Англию, которое с политической точки зрения представляло собой попытку военным нажимом принудить Лондон к заключению мира опять-таки не в последнюю очередь во имя агрессии против Советского Союза.

Довоенная политика гитлеровского руководства и ее продолжение в ходе начальной стадии второй мировой войны определили, лишь с небольшими перерывами, решающее направление стратегических усилий третьего рейха против Советского Союза. Это направление, с точки зрения "большой стратегии" и конечных целей войны, оставалось главным и когда вермахт нападал на Польшу, на страны Западной, Северной и Юго-Восточной Европы.

В таком смысле захват Польши означал создание плацдарма против Советского Союза на центральном направлении ("Польша - плацдарм для будущего", - заявил осенью 1939 г. Гитлер), оккупация Норвегии - на северном, Балкан - на южном. Война против стран Западной Европы позволяла Германии создать глубину стратегического тыла для будущей борьбы на Востоке и захватить огромные ресурсы для увеличения военно-экономического потенциала.

В принципе, повторяем, вопрос о военном нападении на СССР не только был предрешен задолго до второй мировой войны, но вообще составлял главный смысл всей военной программы фашизма, центральный пункт его политической и военной доктрины. Уже в конце 30-х годов он принял вполне конкретные очертания. Западногерманский историк Г. Буххейт сообщает: мысль о завоевании России Гитлер ясно сформулировал в узком кругу после аншлюса Австрии, т. е. в 1938 г. Друг детства Гитлера, инженер Иозеф Грейнер, в "Воспоминаниях" пишет о беседе с обер-группенфюрером СС Гейдрихом. Последний сказал ему: "Война с Советским Союзом является решенным делом"{321}.

После разгрома Польши в ноябре 1939 г. Гитлер, подготавливая нападение на страны Западной Европы, во время совещания с генералами довольно прозрачно намекнул на приближение войны против СССР: "Мы можем выступить против России как только освободимся на Западе", и далее совсем точно: не позже, чем через год-два произойдет нападение на Советский Союз{322}.

И вот, когда Франция сокрушена и Англия, по представлениям Гитлера, агонизирует, пробил час решающего выступления на Восток. Окончательное решение принималось в обстановке, когда нацисты думали, что они всесильны и непобедимы.

Третий рейх сгибался под бременем своего величия. Гитлер и его клика видели свою империю в зените могущества и побед. Самые далеко идущие расчеты и планы насчет завоевания Европы осуществились столь быстро, что теперь возможности и перспективы казались безбрежными. Программа агрессии выполнялась с поражающей точностью. Маловеры стыдливо замолкли. Фюрер оказывался всегда прав. Нужно понять ту психологическую атмосферу, которая воцарилась в третьем рейхе после победы над Францией, чтобы лучше уяснить, на каком фоне сложилось решение о войне против Советского Союза.

Фашистская верхушка пожинала плоды успеха. Гитлер щедро одаривал своих военачальников. На них буквально сыпались награды и денежные подарки, что, кстати, почти ничего не стоило Рейхсбанку, ибо шло за счет грабежа оккупированных стран.

Милитаризм торжествовал. Успех на Западе объявлялся "величайшей победой всех времен". В ее честь было приказано, чтобы во всех городах и деревнях 10 дней висели флаги и 7 дней звонили колокола. Сразу 12 новых фельдмаршалов, огромное количество награжденных, непрерывные бравурные парады - все это создавало атмосферу какой-то победной эпилепсии.

Чувствуя себя без пяти минут владыками мира, нацистские главари вели себя подобно цезарям периода упадка Римской империи. Постоянные интриги среди ближайшего окружения, "борьба всех против всех", как определяет эту среду В. Гёрлиц, сочетались с продажностью чиновников, выдвижением разных выскочек и авантюристов типа Гофмана, получившего титул профессора за распространение портретов Гитлера{323}. Все старались выслужиться перед Гитлером, от ближайших помощников, перед которыми он подолгу разглагольствовал вечерами, до высших генералов и политических лидеров. Одна нацистская газета безапелляционно резюмировала: "Адольф Гитлер - это святой дух". Бывший адъютант Гитлера Видеман вспоминает: "Когда Гитлер однажды закричал: "Кейтель, карандаш!" генерал-фельдмаршал вскочил и стал прислуживать ему как адъютант"{324}.

В такой атмосфере всеобщего победного торжества, самодовольства, спеси у гитлеровской клики рождались чудовищно гипертрофированные представления о своих возможностях{325}. Германский генеральный штаб показал удивительную способность, убеждая других, убедить прежде всего самого себя. И если, конечно, отнюдь не психологические мотивы лежали в основе вновь принимаемых военных решений, то все-таки ни в какой мере нельзя исключать и этого комплекса причин, характерного для лидеров третьего рейха в тот решающий период, когда они стали поворачивать вермахт на Восток{326}.

Испытывали ли руководители третьего рейха или близко стоявшие к ним люди какие-либо сомнения и колебания в исходе предстоящей войны с Советским Союзом? Задумывались ли они о последствиях, к которым может привести такая война? Ответ будет однозначным: нет. Абсолютное большинство стоивших на вершине власти верило только в благоприятный исход новой войны или не ставило перед собой подобного вопроса, по привычке отдавая право думать и решать в государственном масштабе только фюреру и радостно оставляя за собой роль твердо и ревностно идущих за ним{327}.

Конечно, кое-кто из нацистов, правда, не обладавших почти никаким влиянием, порой побаивался, что за пиром может наступить похмелье, думая: не стоит ли быть поосторожнее{328}.

Тот же И. Грейнер писал Гитлеру 8 мая 1938 г.: "...В случае, если Германия рискнет пойти на войну с Советским Союзом, можно с уверенностью предполагать, что... России гарантирована помощь Англии и Америки. Это будет означать новую мировую войну. Пусть вы достигнете наивысшего хозяйственного и военного развития по меньшей мере на пять лет, но... при такой войне на истощение тотальная победа Германии вряд ли будет возможна... Но следствием будет проигранная война, полное уничтожение и гибель германской нации... Не исключено, что раньше противоположная сторона, а именно весь мир, как в прошлый раз, поднимется на борьбу против Германии"{329}.