Елена Проклова - В роли себя самой

Позиция каждого из нас заслуживала и понимания, и уважения. Ведь своим выбором никто никому не мстил, не было никаких стрекоз и муравьев: "Ты все пела? Это дело. Так поди же, попляши..." Нет, уж чего не было, так не было. Все были только правы, безусловно правы. И всем было больно. Но каждый чувствовал боль - как свою, так и боль другого.

Кому было больнее всех? Конечно, мне.

И кто в конце концов должен был уступить? Конечно, я. Я и уступила. Отказалась от той награды, к которой долго и трудно подходила, подступала все ближе и ближе - как мне казалось.

А кто-то, возможно, скажет, как же мне крупно повезло: и ребенка мне вырастили, и дали пожить в свое удовольствие в "блатной" квартире - что еще надо молодой женщине, к тому же не обделенной вниманием и успехом? Да, именно: что еще надо?... Об этом мне трудно сказать, и всегда было трудно, потому что самые тяжелые для меня переживания, как правило, не находят выхода в словах. Мне бы и хотелось, что называется, "выговориться", а я не могу. Но то, что зажато внутри, все равно, конечно, требует выхода и даже прорывается наконец - хотя порою в таком далеком от первопричины виде и образе...

Все было так плохо, когда Аришка решила со мной не жить.... Однажды мой бывший муж Виталий Мелик-Карамов предложил, что он за мной заедет, отвезет меня после спектакля на дачу к родителям, где с ними тогда оставалась наша дочка. Машины у меня в тот период не было, я обрадовалась:

- Хорошо, заезжай, конечно!

И вот было время уже около полуночи или за полночь, когда мы ехали к Новому Иерусалиму по Рублевке. Там мы оказались потому, что Виталий знал какую-то новую дорогу, удобную. Но мы все-таки мало-мало заплутали, останавливались, пошел уже второй час ночи. Но - ничего, погода хорошая, в машине - музыка, приятное что-то. И вдруг Виталий кричит:

- Смотри, смотри!

Я глянула, куда он показывал - и обмерла. А когда оцепенение прошло зарыдала. Так, что уже не могла остановиться, со мной началась истерика. Спрашивается, от чего?

От того, что с боку от машины, не отставая от нас и не обгоняя, совсем рядом, мне бы только руку протянуть за окно, бежал лосенок. Бежал себе и бежал, все время с той же скоростью, с какой мы ехали. А я захлебывалась слезами...

Виталий остановил машину:

- Ты что, с ума сошла?

Я ничего не могла сказать. Просто одной внезапной частицы природной красоты, одного только вида этого лосенка - красивого, свободного лесного зверя - оказалось достаточно, чтобы мне взорваться, накопив слишком много тяжести в душе, всего такого нерешенного, запутанного, больного.

Я плохо понимала, что со мной происходит. Но так или иначе надо было жить дальше.

Глава 7

РОДИТЕЛИ, ДЕТИ, БРАТ, МУЖ...

Но просто жить, не задумываясь над тысячами "почему",- это не для Девы. Постоянная черта Дев - всякое упорядочивание, раскладывание всего по полочкам, и вещей, и мыслей. И у меня, как бы страстно я ни переживала то или иное событие, обязательно наступает период для трезвых вопросов и ответов.

Например, по поводу того, что значит короткое слово "дом". После того, как я "уступила" свое дитя дедушке и бабушке, у меня был, согласитесь, повод хорошенько подумать над этим словом. И над другими, близкими к нему по значению: семья, очаг, родители, поколение...

"Бери шинель, пошли домой..." - пойдем на родину. Когда "дом" значил "родина", в нашей психологии того времени не возникало никаких противоречий. Оба понятия сливались, окрашенные теплым чувством. И мнение каждого на этот счет не отличалось от мнения всех.

А вот если "дом" следовало понимать в его буквальном, гораздо более личном смысле, то тут начинались очень большие сложности. Не стоит теперь считать это воспоминание, эту мысль общим местом или чем-то слишком малозначительным. Не случайно сейчас выпускают очень много телепередач и целых программ на материале "ретро". И лучшие из них - те, которые до самых мелочей, с максимумом подробностей раскрывают тему частной жизни, семейную, бытовую. Космос, целина, новые стройки и новые книги, фильмы, картины - все это важно, но никак не само по себе, а каждый раз - в отдельном преломлении: чья-то жизнь, чья-то судьба, на которых отразились и стройки, и полеты, и все остальное.

Было время, когда надо было мыслить иначе: "раньше думай о Родине, а потом о себе". А "о себе" - значило "обо всех своих близких". И поэтому так трудно было понять простую мысль Достоевского о царстве небесном и слезе ребенка. То же можно сказать и о Толстом: его "мысль семейная" была для нас притоптана, заглушена, испорчена.

Теперь до многих правильных и простых мыслей мы доходим заново, с огромным опозданием. Такое занятие иногда кажется мне разбиранием вручную завалов огромных каменных плит - ради того, чтобы увидел свет маленький цветок, совсем почти заглохший в мощном этом погребении. А ведь дело не только в образовании, в правильном преподавании литературы, истории культуры и философии. У всех нас было бы куда меньше всяких искусственных сложностей в сознании, если бы в детстве для каждого из нас слова "дом" и "семья" значили бы больше, чем они значили.

Дедушка рассказывал и рисовал мне, что жизнь прожить - не поле перейти. Не поле - а страшную пропасть. Один урок, но как он запал в память! Почему же не запомнилось больше? Хотя бы потому, что времени не хватило. Ведь даже то, которого хватило, досталось мне случайно - за счет нехождения в детский сад. А многим ли так исключительно повезло?

Я готова воздать честь и хвалу всем людям, которые "сами себя сделали", без учителей, примеров и образцов для подражания. Правда, границы такой "самодеятельности" всегда вызывают у меня серьезные подозрения: как знать наверняка, где кончается сам человек, самостоятельный делатель себя, и начинаются другие, оставившие в нем свой след, свое влияние? Они ведь обязательно были, как же иначе...

Надо только разглядеть. И мне хочется разглядеть - многое, до многого докопаться. Это не любопытство, удовлетворяемое подглядыванием, это что-то другое...

Во всем мне хочется дойти

До самой сути.

В работе, в поисках пути,

В сердечной смуте.

До сущности протекших дней,

До их причины,

До оснований, до корней,

До сердцевины.

Все время схватывая нить

Судеб, событий,

Жить, думать, чувствовать, любить,

Свершать открытья...

Как я рада, что есть у Пастернака эти строки - почти всем известные, но разве от этого они что-то потеряли?

И, "свершая открытья" в себе самой, я думаю, что очень многое у меня не от меня. Конечно, почти ничего я не могу считать простым заимствованием, списком, копией - как в отношении себя, так и в отношении других людей. Мне всегда хочется спорить, когда я слышу высказывания типа "заедает среда", "друзья плохо влияют" и так далее. Нельзя рассуждать так примитивно, все в жизни гораздо сложнее. И проще одновременно.