Максим Калашников - РОССИЯ СПАСАЛА ЕВРЕЕВ И В XVIII ВЕКЕ

1 августа в Матронинском монастыре освятили ножи, а на 2-е число назначили поход. Первой жертвой гайдамаки определили древний Чигирин, бывшую гетманскую столицу, где «лях и жидовин»

Горилкой, кровью упивались,

Кляли схизмата…

(Здесь «схизмат» – русский, православный.) И началось: «Гайда!»

Смерть шляхетству! Погуляем,

Тучи разогреем!»

Чтобы дети знали, внукам рассказали,

Как казаки шляхту мукам предавали.

За всё, что от шляхты пришлось испытать.

Крики, призывы, одобрения:

«Добре, хлопцы, режьте ляхов,

Никому пощады.»

В Чигирине – мясорубка:

Город трупами завален,

Улицы, базары

Чёрной кровью подплывают.

«Мало ляхам кары!»

Недорезанных кончали:

Не встанут, собаки!.

Дальше – больше:

…Украина

Дымилась, пылая.

Где в живых осталась шляхта, -

Запершись, дрожала.

А по виселицам в сёлах

Ляхи в ряд висели

Чином старше. На прочих

Веревок жалели.

По улицам, по дорогам -

Груды трупов с ночи.

Псы грызут их, а вороны

Выклевали очи…

По дворам везде остались

Дети да собаки.

Даже бабы, взяв ухваты,

Ушли в гайдамаки.

Жестокое было время. И если кто-то сетует на свою судьбу, если кто-то о ком-то жалеет – тот не понимает земных реалий, не разумеет принципа, гласящего, что за всё надо платить. Автор задумывается: если такое творилось, если было в те далекие годы в тех благословенных местах «хуже ада», то «за что же люди губили друг друга?». Ведь и с той, и с другой стороны – братья, славяне, «одной матери дети»?

Поглядеть – такие ж люди,

Жить, водить бы дружбу.

Не умели, не хотели -

Разделиться нужно!

Захотели братской крови -

Потому – у брата

И скотина, и холстина,

И светлая хата.

«Убьем брата, спалим хату!»

И пошла работа.

Ну, убили! А на муки

Остались сироты.

Подросли в слезах, в неволе,

Развязали руки,

Ножи взяли…

Сердцу больно, как помыслишь:

Что людей побито!

Сколько крови! Кто ж виновен?

Ксёндзы, езуиты.

«До унии (Брестская уния 1596 года. – Н.Б.), – писал Т.Г. Шевченко, – казаки с ляхами жили мирно, и если бы не иезуиты, то, может быть, и не резались бы». Католическая экспансия – вот ещё одна причина для народного негодования.

…А между тем Ярёма Галайда с отрядом гайдамаков попал в Ольшану, на пепелище ктиторовой хаты, и снова в душе его вскипает ярость и требует мести за Оксану и её отца. И продолжает он свой путь по земле своих предков уже плечом к плечу с вождём Зализняком.

Багровеют речки кровью

Евреев да ляхов.

Горят хаты и палаты, -

Заодно – всё прахом…

Зализняк гуляет с Гонтой:

«Кара ляхам, кара!»

Старикам пощады нету

И малым ребятам.

Не милуют гайдамаки,

Не щадят, зверея,

Ни красу, ни возраст юный

Шляхтянок, евреек.

Ни убогих, ни здоровых,

Ни калек горбатых

Не осталосъ,- не спаслися

От грозной расплаты.

Ни души – легли все, пали,

Свершилася кара.

Трупы стынут, багровеет

Небо от пожара.

Крик Галайды всюду слышен:

«Мучить ляхов, мучить!»

Как безумный, мертвых режет,

Рубит, как попало.

«Дайте ляха, дайте пана,

Мало крови, мало!

Дайте ляха, дайте крови

Тех собак поганых!

Мало крови!… Мало моря!

Оксана! Оксана!

Где ты?»

Вдруг среди общего гвалта появляется… Лейба. Корчму его спалили, но сам он уже выступает в качестве… посыльного Ивана Гонты. Ярёма к нему: «Ловок, Лейба, ловок, жид, однако!» Шинкарь отвечает:

«Спаси, Боже, – не был жидом,

Видишь – гайдамака.

Вот копейка – знак имею».

То есть еврей Лейба уже перекрасился и предъявляет Ярёме русскую копейку – отличительный знак гайдамаков, по которому они узнавали друг друга. Но для Галайды этот знак ничего не значит, ибо перед ним стоит наводчик, губитель Оксаны и её батьки. Ярёма вынул из голенща нож и…

«Признавайся, пес лукавый,

Ты привёл в Ольшану

В дом ктитора ляхов пьяных?

Я шутить не стану…

Где моя Оксана?»

И замахнулся. Жид присел от ужаса, но… сумел вывернуться и в этом случае. «Знаю, знаю,- заверещал он, точь-в-точь, как «Еврей-интролигатор», герой рассказа Н. Лескова «Владычный суд», – знаю, где Оксана, она живая. Она за рекой, у пана». Доставь Оксану сюда, немедленно – в ответ Ярёма, «а иначе – протянешь ты ноги». Исполнить требуемое было практически невозможно: шла война на уничтожение, и любого, проникшего на другой берег реки, шляхтичи тут же убивали. Но невозможное людям было доступно еврею! «Добре, добре, – кричит корчмарь, – тотчас исполню. Ведь деньги и стену ломают». Помимо денег Лейба решил взамен Оксаны передать ляхам поляка Паца, руководителя конфедератов, пленника гайдамаков (только шинкарь знал, видимо, где тот находится и как его доставить соплеменникам на тот берег Каменки). «А куда везти Оксану?» – спросил напоследок еврей Галайду и, услышав в ответ: «В Лебедин», т.е. в монастырь для венчания, исчезает. Как обещал Лейба Ярёме, так и вышло. Дело, правда, осложнилось тем, что в это гремя гайдамаки подтащили пушку и собрались палить по панским хоромам, что расположились на другом берегу и где томиласъ Оксана. Но еврей – ловок чёрт! – успел спасти возлюбленную Ярёмы за минуту до того, как «стены вражьи взметнулись под небо вместе с ляхами».