М. Бойцов - Со шпагой и факелом. Дворцовые перевороты в России 1725-1825

А на те лакейские речи Мирович ему, лакею, сказал, что здоров ли де то поход [161]нашей государыни будет? А у нас-де солдаты, как вещуны, говорят, что Иван Антонович будет возведен на престол. На что оный лакей ему, Мировичу, сказал: «О! сохрани-де Господи! И не дай Бог слышать, нам и так-де уже эти перемены надоели». Сказывая притом оному Мировичу слышанные от пришедшего в квартиру его конной гвардии рейтара Михаила Торопченина речи, которые он, рейтар, ему говорил, и хотел идти к его сиятельству графу Алексею Григорьевичу Орлову объявлять, что везде говорят про Ивана Антоновича, и конечно, будет ли-де здоров нашей государыни поход? И что он, лакей, его рейтара, дабы больше не болтал, от себя выслал, а пересказав то и паки ему, Мировичу, он, лакей, сказывал же по слышанным им от двоюродного брата его, лакея, Троицкого Собора священника Ивана Матвеева речам, таким образом, что здоров ли де то будет ваш поход, в коем он, лакей, назначен был в Ревель? А я-де слышал, что ныне за море отправлено два корабля с серебряными деньгами и будто обратно возвращены.

К сему еще прибавил от себя он, лакей, что перед сим-де: находящимся при дворе придворным лакеям всегда сверх определенного жалованья от кавалеров награждения бывали деньгами, а ныне-де и жалованье медными деньгами им дают, а при государе Петре Третьем по большей части все серебряная монета ходила, и как-де я думаю, что очень много оного серебра отправлено. На что Мирович ему и сказал, что, конечно-де много, когда на двух кораблях, и уповаю-де, что миллионов до шести будет.

В котором лакея Касаткина показании подпоручик Мирович не токмо не заперся, но с очной ставки в том точно во всем признался и утвердился. Но сверх того в пополнительном своем допросе он, Мирович, точно объявил, что оный лакей Касаткин самого его, Мировича, злодейского намерения и предприятия не токмо совсем не знал, но те речи, которые в его, Мировичевом, и лакейском показании находятся, к нему, лакею, в знание дошли с его, лакея, одной простоты. И оного Мировича действительным злоковарным выведыванием к тому приведен, как то он, Мирович, старался более в него вперить и совершенно усугубно вкоренить примеченного им в нем и без того неудовольствия и буде возможно до той степени привести, как то он и сам в себе имел, и чем бы лучше можно было повод иметь во удовольствие ему, Мировичу, и к пользе им предприятого дела.

Причем тем же пополнительным допросом он, Мирович, показал, что он выше сего упомянутого лакейского двоюродного брата, попа Ивана Матвеева, никогда не знал и не знает и с оным никаких разговоров иметь было не можно. А меньше того возможности состояло, чтоб его к каким-либо размышлениям употреблять или приуготовить к подкреплению его, Мировичева, намерения, потому что не токмо того попа он не знает, но и о имени его, что есть ли у объявленного лакея Касаткина такой брат священник, ни от кого не слыхал.

А сверх того он, Мирович, точно уверяет, что хотя злодейское его намерение непременным в нем и находилось и легко бы верить можно, что в рассевании всяких в народе разглашений не последним был бы, но он в том утверждается, что не токмо сам оных разглашениев в народ не впускал, ниже знает, кем бы то учиняемо было. Следственно, потому он, Мирович, как дядей своих Мировичей, так и никого к тому не употреблял, и оные однофамильцы Мировичи о его злодейском намерении никогда знать не могли и действительно не знали, яко же и никто другие, окроме сообщника его Апполона Ушакова. Лакей же Тихон Касаткин, хотя в выше прописанных с Мировичем непристойных разговорах и рассуждениях и употребился, но как самим Мировичем засвидетельствуется, так и собственным его лакейским ответом уверяется, ни к каким злодейским, а меньше еще в настоящих Мировичевых предприятиях в чем-либо известен не был. И кроме того только, о чем со оным Мировичем были разговоры, ни в чем другом Мирович ему не открывался и его, лакея, ни к какому злодейскому намерению не склонял. Также и к рассеванию всяких разглашениев ни от него, Мировича, ниже от других кого употреблен не был, и сам того не чинил, да и за другими, ни за кем оного не знает. А в прочем, не прикрывая при тех с Мировичем разговорах изъявлением собственных его неудовольствиев о выпуске дворцовых лакеев сержантскими чинами, и о производстве им медными деньгами жалованья, с неподлежащим ему сравниванием преимущества времен, признавает себя во всем том винным, без всякого в том себя оправдания.

А что же принадлежит до оговоренного им, лакеем, конной гвардии рейтара Максима Торопченина, в слышании им, лакеем, от него выше сего упомянутых речей, то хотя оный рейтар противу показания его, лакея, в том и отперся, а показал, что как он, рейтар, к нему, лакею, пришел прочитать одно письмо, и выпив по стакану пива, оный лакей у него, рейтара, спрашивал: «Не слышно ли у них чего в полках?» – то якобы оный рейтар на то ему, лакею, и сказал, что у нас, дескать, переговаривают о маленькой сумятице. Лакей же, паки ему, рейтару, объявил, что у нас, дескать, переговорка есть, что как скоро государыня изволит в поход поехать, то опасаются, чтоб не было тревоги за кого-нибудь другого, во образе том, чтоб не привезен был Иванушка.

На что упомянутый лакей во вторичном своем ответе против того рейтара, показания объявил, что всего того не было, и он-де, Торопченин, показывает то напрасно, а происходили-де у него, лакея, с ним разговоры таким порядком, как в 1-м его ответе показано.

Но с данной оному придворному лакею Касаткину и рейтару Торопченину очной ставки совершенно оказалось, что лакейское объявление суще справедливым осталось и что потому рейтар действительно ему, лакею, о том вышеупомянутые речи с тем объявлением сказывал, что он о том его сиятельству графу Алексею Григорьевичу Орлову донести намерен, уверяя при том, что он тех слов от рейтара же Хлопова с тем объяснением слышал, что о том-де везде говорят.

А как исследование учинением допросов напоследок упомянутого рейтара Хлопова, как то и он о везде говоренном слухе рейтару Торопченину объявлял, еще к дальним и бесплодным следствиям без настоящего успеха повод дать могло бы, того для, в рассуждении учиненного определения и во оном пространно прописанных обстоятельств уважений, как учинением допросов рейтару Хлопову, так и дальние изыскания того слуха первоначального произносителя оставлено. А проступок рейтара Торопченина в том, что намеренное им его сиятельству графу Алексею Григорьевичу Орлову донесение вовремя не учинил, на Высочайшее рассмотрение и определение суда предается.

А как из допросов придворного лакея Касаткина оказывается, что священник Иван Матвеев речей понаслышке ж ему, лакею, сказывал, следственно, как и вышеупомянутые слухи, не что иное, как бесплодные дальности произвести могли б, то со уважения тех же выше изображенных и во упомянутом определении показанных резонов, допрос оному попу и от него иногда показующимся оставлен.