М. Бойцов - Со шпагой и факелом. Дворцовые перевороты в России 1725-1825

В основе всех этих по видимости разнородных явлений лежит одно и то же – недостаток публично-правового начала в политической жизни России. Петровские реформы после многих экспериментов привели к созданию ряда государственных учреждений, но отнюдь не четко действующего механизма государственной власти. Не правовая норма определяла в конечном счете способ функционирования правительственных органов, а личные взаимоотношения сановников между собой и с государем. И до тех пор, пока власть представала не в виде безличного аппарата, действующего на основании закона, а как качество персоны монарха, при императоре неизбежно должны были появляться «сильные люди», получавшие свое могущество непосредственно от него самого. Обязательно были силы, связывавшие надежды на изменение всего состояния дел с возведением на престол другого лица. При этом недовольные из верхов общества устраивали заговоры и перевороты, а из низших социальных слоев – тешили себя смутными догадками о непростой биографии императора или же выдвигали против него своего, мужицкого, царя.

В дворцовых переворотах XVIII века много общего между собой. Иногда кажется, что их организаторы сознательно подражали друг другу. Не случайно же юная княгиня Дашкова несколько наивно перечитывала сочинения историков о заговорах прошлого, чтобы составить план свержения Петра III. Россия накапливала опасный опыт борьбы с собственным правительством, а правительство все никак не могло найти надежные средства защиты…

Несколько слов о составивших эту книгу материалах. Мы старались отбирать наиболее интересные свидетельства очевидцев или участников событий. Популярный характер издания не позволяет комментировать каждую неточность или лукавое умолчание документов. Нет возможности и подробно сопоставлять между собой разные версии одного и того же происшествия, предлагая читателю более достоверную, тем более что, как правило, любая из реконструкций будет страдать некоторой условностью. Пусть лучше каждый сам ищет дорогу к истине, как он ее увидит, и, услышав подлинные голоса людей не столь уж далекого от нас прошлого, попробует, не прибегая к посредническим услугам интерпретаторов – историков или романистов, – создать свой облик Восемнадцатого века.

Жаль лишь, что наше историческое хозяйство в столь скверном состоянии. Издания, которыми приходится пользоваться, оставляют желать много лучшего, текстологическая критика, как правило, отсутствует, сверка опубликованных в прошлом веке записок с их рукописями в наши годы не проводилась, переводы страдают неточностями, а оригиналы на иностранных языках часто вообще не изданы, новых публикаций архивных источников о дворцовых переворотах чрезвычайно мало, справочников совершенно недостаточно…

Ну что же, давайте познакомимся хотя бы с тем, что есть, и пусть муза истории Клио не пугает нас страшным гласом, а милостиво покажет кое-что из своих драгоценностей.

М. А. Бойцов

Цифры в скобках означают годы правления или регентства

Петр I скончался 28 января 1725 года, так и не назначив себе наследника. Единственный сын царя, доживший до зрелых лет, – царевич Алексей – в 1718 году был приговорен к смерти верховным судом из генералитета, сенаторов и духовенства. 26 июня, накануне очередной годовщины Полтавской победы, Алексей Петрович, как записано в книгах гарнизонной канцелярии, «преставился» в Петропавловской крепости. Детей Алексея – Петра и Наталью – император не жаловал ни особым вниманием, ни ласковой заботой. Однако указ {1} Петра I от 5 февраля 1722 года удивил привыкшую, казалось бы, к необычным идеям своего монарха российскую публику. Петр не только недвусмысленно давал попять, что его внуку царствовать не придется, он требовал от подданных признать государем любого, кого укажет им сам император. «Заблагорассудили мы сей устав учинить, дабы сие было всегда в воле правительствующего государя: кому оный хочет – тому и определит наследство, и [наоборот] – определенному, видя какое непотребство, паки отменит».

Первый в русской истории закон о престолонаследии совершенно расходился с вековыми традициями, но послушные россияне без ропота принесли своему государю странную присягу – признать повелителем того, кого назовет им Петр. Но император не торопился с объявлением своей воли. В 1724 году Петр торжественно удостоил помазанием и короной свою вторую жену – Екатерину за ее «к Российскому государству мужественные труды». Но увидеть в этом акте указание на то, к кому предстоит перейти трону, было русскому человеку слишком трудно. Мало того, что видеть на престоле женщину он не привык, что вдова никогда не признавалась главной наследницей своего умершего мужа. Как на российский престол может претендовать иноземная крестьянка Марта Скавронская, неразведенная жена шведского драгуна, доставшаяся в качестве военной добычи сначала фельдмаршалу Шереметеву, затем Меншикову, а потом уж долгие годы без церковного благословения сожительствовавшая с Петром?

Впрочем, самого Петра подобные соображения вряд ли остановили бы. Государственная целесообразность, необходимость продолжения реформ и способность возможного наследника возглавить дальнейшие преобразования – вот главное, над чем, по-видимому, размышлял Петр. Однако подозрение в супружеской неверности, павшее на Екатерину осенью 1724 года, оказалось для императора слишком большим потрясением. Современники рассказывают о страшных сценах, последовавших между супругами. Заподозренный в связи с императрицей Виллим Монс (родной брат первой фаворитки Петра – Анны Моне) сложил свою голову на плахе, якобы как неисправимый взяточник. Говорят, что Петр возил жену любоваться отрубленной головой ее камергера и пристально следил при этом за выражением лица Екатерины. Императрица была спокойна. Толки о супружеской неверности остались неподтвержденными и неопровергнутыми, но былой теплоты между царственными супругами уже не замечали. И перед кончиной Петр ничем не подтвердил свое намерение (если оно действительно было) передать престол именно Екатерине.

Никто из возможных наследников Петра не мог его по-настоящему удовлетворить. За внуком Петром Алексеевичем стояли те, кто тосковал по дореформенным порядкам. Любимая дочь – Анна, чей характер напоминал отцовский, вышла замуж за герцога Голштинского, причем брачный контракт, подписанный 24 ноября 1724 года, отказывал этой чете в каких-либо правах на российскую корону. Была в контракте, правда, и секретная статья, по которой Петр мог призвать в наследники кого-нибудь из детей, родившихся от этого брака, но воспользоваться ей императору уже не было суждено.