Роберт Коули (ред.) - А что, если бы

В Польше и поныне празднуют день 9 апреля как свою победу, объясняя, что сколь бы страшным ни был разгром при Лигнице, именно эта битва истощила силы завоевателей и охладила их наступательный пыл. Потомки павших в Силезии цепляются за иллюзию, убеждая себя, что жертвы не были напрасны и они заслужили торжество. Но доблесть рыцарей не имела никакого отношения к уходу кочевников. По существу, именно монгольское видение мира, та самая сила, что столь неистово гнала степных воинов вперед, заставила их вернуться на родину и спасла Европу. Но произошло это благодаря всего лишь слепому случаю.

Словно по сговору, именно в 20-е годы XVI века в Европе, как и во всем мире, произошло множество событий, определивших историческое значение этого десятилетия. Эти события и по сей день продолжают оказывать влияние на нашу жизнь. Тогда, отнюдь не в первый и, как мы убедимся, не в последний раз важнейшим участником исторического процесса стала погода. Что, если бы беспрерывные проливные дожди летом 1529 года не смогли замедлить продвижение к Вене огромной армии Оттоманского султана Сулеймана Великолепного? Как повернулись события, если бы задуманная султаном осада началась не так поздно или ему не пришлось бы оставить позади увязшую в грязи тяжелую артиллерию, без которой нельзя было надеяться сокрушить городские стены? И наконец, что если бы ему действительно удалось взять Вену, оплот династии Габсбургов? Конечно, в силу того, что христианский мир располагал немалыми силами, это событие едва ли могло привести к возникновению Оттоманской Европы. Но оно повлекло бы за собой ряд далеко идущих последствий, включая усиление позиций политических группировок, стремившихся ослабить влияние Габсбургской династии. В безусловном проигрыше оказался бы Мартин Лютер со своей едва зародившейся и еще не успевшей укорениться в умах ересью. Генрих VIII Английский, добившись согласия папы на развод с происходившей из дома Габсбургов женой, не реформировал бы церковь, страна не отпала бы от католицизма, и полвека спустя испанцам не было бы нужды снаряжать против нее Великую Армаду.

Теодор К. Рабб, профессор истории Принстонского университета, является автором или редактором таких известных трудов, как «Новая история», «Борьба за стабильность в старой и современной Европе», «Климат и история», «Жизнь в эпоху Возрождения» и «Джентльмен-якобинец». Был главным консультантом получившего популярность и номинированного на премию «Эмми» телевизионного сериала «Ренессанс».

В истории Европы найдется не много десятилетий, столь богатых судьбоносными событиями, как 1520-е годы. В самом начале этого периода Магеллан впервые прошел проливом, получившим впоследствии его имя, а произошедшие тогда же «Стокгольмская кровавая баня» и восстание в Испании определили политическое будущее Скандинавии и Иберийского полуострова. Всего несколько месяцев спустя, в 1521 году, Лютер на Вормсском рейхстаге выказал открытое неповиновение императору Священной Римской империи Карлу V Габсбургу, подготовив почву для окончательного раскола в западном христианстве. За оставшиеся до конца десятилетия годы в Германии разразилась кровопролитная Великая Крестьянская война, Швеция стала независимым королевством, Кортес завоевал Мексику, турки наводнили Венгрию и достигли стен Вены, Генрих VIII, добиваясь развода, проявил упорство, приведшее в итоге к коренным переменам в политической и духовной жизни Англии, а войска Карла V нанесли тяжкий урон европейской культуре, пройдя огнем и мечом по Италии и разграбив Рим.

Многие историки определяют это десятилетие, как поворотное. В зависимости от круга интересов или принадлежности к той или иной школе, исследователи акцентируют внимание на различных тенденциях, обнаружившихся в этот период и получивших развитие в грядущем. Выделяются такие аспекты, как начало Реформации, начало европейских колониальных захватов, новый этап в противостоянии христианства и ислама, в отношениях между государством и церковью, а также окончание эпохи Итальянского Возрождения. Важность всего перечисленного для последующего хода истории не вызывает сомнения. Однако, следует отметить, что вмешательство одного-двух непредвиденных факторов во многих случаях могло повлечь за собой реализацию существенно иных сценариев будущего. Слишком хрупки были в ту пору ростки нового.

Так, например, когда Лютер явился в Вормс, его учение, зародившееся чуть более трех лет назад, еще не получило широкого распространения. За год до того Лютер издал три коротких трактата с изложением своих убеждений. Однако для дальнейшей их популяризации требовались как новые писания, так и завоевание реформатором личного авторитета. В противном случае поддержка религиозных новаций, носившая спорадический характер, могла бы сойти на нет. Среда германских князей, принявших к 1521 году сторону Лютера, далеко не всех захватывала идея религиозных преобразований. Многие использовали религию лишь в качестве прикрытия истинных экономических или политических причин, побуждавших к конфронтации с сюзереном — императором Карлом. Карл, со своей стороны, хотел лишить их религиозного знамени, использовав Вормсский рейхстаг для подавления ереси. Недаром когда Лютер неожиданно исчез через несколько дней после того, как он предстал перед императором, многие решили, что его не укрыли друзья (как это было в действительности), но похитили враги.

Художник Альбрехт Дюрер (заметим, никогда не порывавший с Римской церковью) откликнулся на исчезновение Лютера следующими строками, вторившими опасениям многих:

«Жив ли он, либо уже убит? Коль скоро мы лишились человека, писавшего яснее, нежели кто бы то ни было, где взять другого наставника, способного научить нас жить по-христиански? О Господи, если Лютер мертв, кто же объяснит нам Евангелие?»

Есть все основания полагать, что, окажись опасения Дюрера не напрасными, Реформация была бы подавлена, как столетием раньше случилось со схожим учением Яна Гуса в Богемии. Дело в том, что именно в эти годы в южной и западной Германии разгорелось крестьянское восстание, вдохновители которого использовали идеи Лютера. Погибни реформатор раньше, некому было бы осудить взбунтовавшихся крестьян и успокоить власть имущих, объяснив им, что реформа церкви не означает изменения общественного устройства. И тогда испуганные германские князья почти наверняка предпочли бы примириться с Карлом, оставив дело преобразования церкви без той поддержки, которая во многом определила его успех.