Вадим Деружинский - Забытая Беларусь

После разделов Речи Посполитой царица Екатерина II приказала переделать названия наших топонимов, чтобы завуалировать их балтский характер и придать им «звучание русского языка». Кстати говоря, ранее по ее приказу была проведена «ревизия» российских топонимов и гидронимов. Во время этой ревизии исчезли названия рек и сел с матерными корнями, коих в России было огромное число, а многие финно-угорские названия заменены на «понятные русскому уху».

Вот, например, город Гусь-Хрустальный Владимирской области: на гербе города изображен гусь. Однако это — чудовищная нелепость. В данном случае Гусь — не птица, а измененное финское «кууси» — ель, еловая. Река, от которой назван город, протекает по лесному мещерскому краю, где ель действительно произрастает в большом количестве, а сама Мещера — это название финно-угорского племени. Аналогично мерянский город Козельск имеет свое название не от «козла», а от языка племени меря, это тоже субстратный топоним. Название Соловки (Соловецкие острова) — нерусское, оно означает просто «острова»: саамское «suolov» — «остров». Получается «масло масляное» — «Островные острова».

Нечто аналогичное происходило и у нас — с той разницей, что здесь на «понятный русскому уху» менялся не финский субстрат, как в Центральной России, а балтский. Наши топонимы были абсолютно несопоставимы с нормами русского языка по М. В. Ломоносову, а имена и фамилии крестьян вообще не произносимы для россиянина. Поэтому им стали придавать «российское звучание», которое приносило совсем иной смысл.

Вот типичным пример (аналогичный Гусь-Хрустальному): поместье Лошица, от которого сегодня в Минске остался огромный Лошицкий парк между тремя крупнейшими микрорайонами — Серебрянкой, Чижовкой и Лощицей (название от того же поместья). Люди, не знающие субстратной основы этого названия, выводят семантику от слова «лошадь» и даже сочиняют басни о том, что, дескать, Лошицкий парк в прошлые века был центром разведения лошадей. На самом деле поместье Лошица получило название от реки Лошица, это балтский гидроним, означающий «losisa» — лосось. Когда-то здесь в изобилии водилась рыба лосось, и местное население занималось её промыслом. Сегодня в этой речке рыбы уже нет, в ней, как предупреждают городские службы, только городские стоки.

«Википедия» выделяет как «курьезное» название беларуского села Жабина. К нему я могу добавить населенные пункты Жабинка и Жабин. Однако это только для уха россиянина топоним «Жабина» звучит «курьезно». По своему невежеству российские «эксперты» и реку Жабинка объясняют как «имевшую в изобилии жаб», когда на самом деле «zabynes» на балтском языке — это река с запрудами из хвороста, сделанными бобрами. Как видим, ничего «курьезного» нет: и река, и топонимы связаны не с жабами, а с запрудами бобров.

Вся эта мнимая «курьезность» появляется из-за мифа о беларусах как о каких-то «восточных славянах» (чтобы пристроить их на место «младшего брата» великого русского народа) и вследствие незнания того, как российкие деятели меняли нашу топонимику после захвата Литвы-Беларуси. Именно с позиции «удобства для российского уха» стали считать, будто бы в селе Жовнино жили любители жевать, в селе Жадунька — жадные люди, а название села Езерище смахивает на Чудовище. На самом деле Жовнино — от балтского «zuvinas» — «рыбный» (наш гидроним — озеро Жовин). Жадунька — вовсе не от слова «жадный», а от «zadas» — «журчащий» (река Жадунька). Езерище — это вообще «ezeras» — «озеро» (озеро Езерища).

Лишь небольшая часть приведенных выше забавных (для наших современников) названий беларуских сел — это точное отражение семантики. Например, Петухов Брод (Солигорский район). Но и в таких случаях надо разбираться в их происхождении. Вот типичный пример: деревня Козловичи получила свое название не от её специфики, связанной с этим домашним животным, а от фамилии ее владельцев — панов Козловичей.

Но такие названия, как Подонки, Дурыничи, Безделичи, Блячино, Болваны и подобные им, — явно творчество российских картографов. После разделов Речи Посполитой они пытались придать нашему балтскому субстрату «понятный российскому уху вид». И настрогали здесь столько уродов (переделанных названий), что в советский период пришлось изменять имена более чем 300 селений (правда, на коммунистические — типа Большевик или Первомайск).

Откуда, например, взялись в Логойском районе какие-то ПОДОНКИ? Российские умники переводили название этого села при втором разделе Речи Посполитой в 1793 году — с польских документов и карт. Однако по-польски буква «о» с надстрочным знаком означает звук «у», поэтому правильное название села на польском языке — Подунки. В СССР название села Подонки нашли «неблагозвучным» и переименовали в село Знаменка. Хотя сегодня лингвисты посоветовали бы вернуть правильное название Подунки или по-беларуски Падунки. Но и в этом случае название восходит к какому-то балтско-беларускому слову типа «падунь». «Неблагозвучным» топоним стал только стараниями невежественных колониальных властей.

Аналогично село Голодная (Ветковский район), скорее всего, происходит от названия балтского народа Голядь (то есть изначално было название Голядна). Таковы и другие якобы «курьезные» названия наших сел. Например, Живоглодовичи (Любанский район). Здесь отчетливо проглядывается ятвяжское имя Жигволод — то есть на самом деле Жигволодовичи, а фонетически Жыгхвалодаушчы, что абсолютно непроизносимо для русских. Все такие «курьезы» на самом деле наглядно показывают невежество царских чиновников.

Но, увы, старые названия наших деревень — это уже нечто вымершее или вымирающее. Многие села, которые еще значатся па картах, в действительности уже не существуют. На их месте — заросшие бурьяном улицы и остовы домов, среди которых бегают одичавшие свиньи и собаки. По крайне мере, так рассказывают люди. Вот один из таких рассказов.

В 2003 году П. С. Мазурёнок переехал из Беларуси в Канаду, к своим детям и внукам. Он продолжает переписку с друзьями в Беларуси, которых попросил узнать о том, как живет его родная деревня Чарёмушники в Поставском районе Витебской области. Ответ настолько его поразил, что в январе 2007 года Мазуренок опубликовал эти письма и свои размышления в газете американских беларусов-эмигрантов «Беларус».

Письмо первое:

«Если бы вы сами смогли увидеть вёску Чарёмушники в том виде, какая она сейчас, то не поверили бы своим глазам. Сейчас это не вёска, а уголок дикой природы. Не осталось ни одной целой хаты, только в нескольких местах вместо хат развалины. А так и знака не осталось, что там были хаты. Как заходишь в вёску, то чувствуешь, что попадаешь в джунгли. Улица целиком заросла дикой травой, в основном крапивой почти по пояс. То же самое и на былых дворах и огородах. Кусты и деревья так наклонились над улицей, что идешь по ней, как по туннелю. Хозяевами вески сейчас являются дикие свиньи, которые приходят сюда в основном ночью, и из-за этого сейчас никто тут не садит бульбы (ранее там некоторые люди из соседней вески Василины садили бульбу). А на реке Дисенка возле кустов бобры строят себе хатки, чего ранее никогда не было. Но природа тут все равно чудная, в вековых деревьях поют птицы, по реке плавают белые лебеди, а на бывших электростолбах много живет буслов, которые веками жили в деревне».