Георгий Дорофеев - Хрущев: интриги, предательство, власть

Это было подсобное хозяйство сельчан. Оно являлось хорошим подспорьем колхозным трудодням. Выращенных на таких участках овощей и фруктов хватало не только на прокорм семьи, но и на продажу, излишки вывозили на городские рынки.

Хрущев сломал сложившиеся сельские устои и быт. Обложив непомерным налогом подсобные хозяйства, он вынудил колхозников бросать ранее обрабатываемые ими плодородные земли, и те заросли чертополохом и дикими травами в рост человека. Каждое дерево тоже облагалось налогом. Сады были брошены без присмотра, а то и вовсе вырубались. Чего хотел добиться Хрущев, люди не понимали. Вечерами (тогда телевизоров не было) накрыв стол самотканой скатертью, на котором возвышалась бутылка самогона, они обсуждали свою жизнь. Ругали коммунистов, которые сами не живут и другим не дают. Хрущев уже в это время своими непродуманными и скороспелыми реформами компрометировал партию и Советскую власть. Объединение «богатых» сел с «бедными», затеянное Хрущевым приводило к внутридеревенским раздорам, усиливало социальную напряженность и вело к общей дезорганизации сельского хозяйства.

Начался процесс укрупнения колхозных хозяйств. Самая демократическая и наиболее эффективная форма управления артелью – общее собрание колхозников– подменялось, как правило, собранием представителей. Средние размеры посевов совхозов возросли в результате их укрупнения в 3–4 раза. Были созданы гигантские и совершенно неуправляемые колхозы и совхозы, имеющие пахотную площадь до 30 тысяч гектар и объединяющие до 120 деревень. В таких хозяйствах жить и работать было невозможно, и люди стали бросать обжитые сельские места и уезжать в город. По самым скромным подсчетам за три с половиной года из сел убежало 7 миллионов человек. С этого времени прерывается связь крестьянских поколений. Сельские дети, выросшие в квартирах городского типа, уже не хотели иметь дела с землей, и после окончания школы убегали в город. Молодежи в селах не стало. Обездоленные старики умирали. Страна сразу же ощутила дефицит продовольствия. Пшеницу стали закупать за рубежом, а с ее завозом и появились прожорливые колорадские жуки и какие-то неистребимо зловредные бабочки.

Тут бы остановиться Никите Сергеевичу, задуматься над содеянным, попробовать исправить свои ошибки. Однако не такой он человек, чтобы каяться. Хрущев ездил по районам, колхозам, проводил многочисленные собрания и митинги, на которых говорит, что он все делает правильно, а вот на местах этого не понимают. Он дал команду исключать из партии председателей колхозов и директоров совхозов, не справляющихся с планом поставок или не согласных с его установками.

– У нас много районов, – говорил он на совещании в ЦК КПСС, куда были приглашены первые секретари обкомов партии и председатели облисполкомов, – где колхозный актив, из которого берутся председатели, уже пропился… кто способен заработать больше, ушел на предприятия, в город. Остались Шавель да Павел, да Колупай с братом, которые больше не могут заработать. Немного заработает, немного украдет – и сводит концы с концами. Вот на таких кадрах райком изворачивается.

В отношении колхозов Хрущев занял позицию, диаметрально противоположную той, что была объявлена Сталиным в «Экономических проблемах социализма в СССР». В этой работе отмечалось, что колхозная собственность уже начинает тормозить развитие производительных сил и задача состоит в том, чтобы постепенно, но неуклонно, без колебаний превращать колхозную собственность в общенародную.

Что касается Хрущева, то он считал, что артельная форма колхозов является единственно верной формой коллективного хозяйства на весь период социализма. Однако, когда эта идея вошла в противоречие с действительностью, он предложил направить городских специалистов в деревню для поднятия сельскохозяйственного производства. О возможности подобрать таких людей в самих колхозах или пойти по пути, указанному Сталиным, он не говорил. Такие мысли, судя по всему, ему даже в голову не приходили.

Остановить реформаторский зуд Хрущева было невозможно. Собственно, это никто и не пытался делать. Подчиняясь партийной дисциплине, ему больше кивали, поддакивали, похваливали, соглашались. А Никита Сергеевич, надувая щеки, выпячивая грудь, произносил одну речь за другой. Тогда еще родился анекдот: спрашивают, можно ли в газету завернуть слона? Отвечают: можно, если в ней напечатана речь Никиты Сергеевича.

Возражал и спорил с Хрущевым по его реформаторским затеям и инициативам только Молотов. Когда Хрущев решил сразу же освоить 40 миллионов гектар целинных земель, тот пытался его остановить:

– Поспешность может повредить делу, – сказал Вячеслав Михайлович. – Я не против целины, но не в таких масштабах. Лучше технику и те деньги, которые у нас есть, вложить в обжитые центральные районы России. Надо поднимать Нечерноземье, а то оно совсем обезлюдело. А целину осваивать постепенно с учетом возможностей.

Хрущев отмел это предложение и обвинил Молотова в непонимании сути дела.

– Ты враг целины, – сказал он, – и говорить с тобой не о чем.

Прошел год. Проблемы освоения целины вынесли на заседание Президиума: средства были израсходованы, собранный урожай оказалось негде хранить и он сгнил на корню или в буртах. В общей сложности получили по 1,5–2 центнера с гектара. В целинных краях началась экологическая катастрофа – пылевые бури, уничтожены небольшие озера, реки и богатые ягодные рощи, где раньше гнездились птицы.

Выступал Молотов и против хрущевской затеи о ликвидации министерств и создания совнархозов (советов народного хозяйства). Он считал это дело совершенно не подготовленным. Молотов написал целое послание в Президиум ЦК, но его так и не рассмотрели.

Против ликвидации отраслевых министерств выступил и заместитель председателя Совета министров Тевосян, назвав это намерение «ошибкой», а на второй день, в подкрепление своих слов, послал Хрущеву записку, в которой изложил аргументы против предполагаемой реорганизации. Он доказывал, что эта реформа приведет к отраслевой разобщенности и нанесет ущерб единой технологической политике.

Почувствовав в Тевосяне непреклонного противника своих замыслов, Никита Сергеевич отправил его послом в Японию. Все остальные, несогласные с его идеей, боясь расправы, стали помалкивать.

Вскоре стало ясно, что совнархозы не жизнеспособны, а экономика страны основательно подорвана.

В отношении Молотова Никита Сергеевич также не остался в долгу. Чтобы ограничить его влияние на решение внутренних и внешнеполитических вопросов, он стал беспардонно вмешиваться в работу МИДа, возглавляемого Молотовым. Министерство иностранных дел, по указанию Хрущева, начали «укреплять» членами ЦК.