Георгий Дорофеев - Хрущев: интриги, предательство, власть

Дорофеев Георгий Васильевич – журналист, писатель, издатель. Его обостренное чувство социальной справедливости, личная ответственность за все происходящее, живой ум и критический взгляд на современную жизнь и на наше не очень далекое прошлое всегда находят отклик в сердцах читателей, а острые публицистические материалы неизменно вызывают интерес, побуждают читателя думать, сравнивать и делать оценки самостоятельно.

Вот уже более полвека люди говорят, спорят, дискутируют: почему Хрущев, выступая с докладом «О культе личности» на XX съезде, так «круто» обошелся со Сталиным, который, собственно, поднял его на уровень мировых политиков и дал путевку в большую жизнь. Одни говорят, что Никита Сергеевич – великий правдолюб, для которого истина дороже всего, цитируют при этом выражение древних: «Платон мне друг, но истина дороже». Другие утверждают, что он смелый человек, который, рискуя потерять голову, бросился в битву за справедливость. Третьи убеждены, что он великий реформатор, и сравнивают его с Петром Первым.

Однако, по мнению многих, Никита Сергеевич ни первое, ни второе, ни третье. А уж если сравнивать его с кем-то, то только с Григорием Распутиным. У них даже сходные биографии. Распутин родился в деревне, и Никита Сергеевич – в деревне. Только и отличие, что в разных деревнях и в разное время.

В молодости и тот, и другой уходили из дома, Распутин – по святым местам, Хрущев – в Донбасс. Возвратившись из дальних странствий в родные места, Григорий Ефимович выдавал себя за святого пророка, а Никита Сергеевич – за шахтера, марксиста-ленинца. Но как Распутин никогда не был святым, так и Никита Сергеевич никогда не был марксистом-ленинцем. Они, спекулируя на модных течениях, наживали моральный капитал на потребу времени.

Оба попали на самый верх благодаря стечению обстоятельств и протекции. Распутина ввели в царскую семью епископ Гермоген и архимандрит Феофан, а Хрущева познакомили и рекомендовали Сталину первый секретарь Украинского ЦК партии Лазарь Каганович и жена Иосифа Виссарионовича Надежда Аллилуева. Как Распутин, так и Хрущев вышли на самую высокую орбиту как раскаявшиеся грешники. Распутин в молодости занимался воровством и конокрадством, а потом переметнулся в святые, а Хрущев – бывший троцкист, утверждающий, что он уверовал в святость марксистско-ленинского учения.

Распутин, прикидываясь простачком из народа, входил в царские чертоги, нарочито выставляя свою наивность и веру; Хрущев, по словам его зятя Аджубея, встречаясь со Сталиным, постоянно разыгрывал из себя простачка-работягу. Полное отсутствие совести у того и другого в сочетании с величайшей ловкостью и хитростью позволяло им лавировать и держаться на самом верху. Они всегда действовали сообразно обстоятельствам и одними методами ^хитростью, интригами, уловками… Хорошо ориентируясь в окружающей обстановке, они старались упредить предстоящую опасность, ловко набрасывая тень или подставляя подножки явным и скрытым своим врагам. Таким образом, в руке человека, готовящегося к их разоблачению и нанесению им удара, оказывалось уже заранее притупленное оружие.

Больше всего в их характерах поражает хитрость и проницательность, умение безошибочно угадывать мысли своих хозяев, следовать им и скрывать свое растущее интриганство под масками грубых, простоватых и ограниченных мужиков из народа.

Оба они путем ловких интриг расправились со своими отцами – покровителями. Когда Феофан решил разоблачить алчность и подлость Распутина, то тут же столкнулся с неприятием обвинений со стороны царя и царицы. Оказывается, Григорий Ефимович успел их предупредить, что Феофан хотел использовать пребывание его, Распутина, в царском дворе, в корыстных целях, а когда он отказался, то Феофан решил возвести на него поклеп и напраслину. Вскоре Феофана сослали в монастырь.

Не менее ловко расправился Хрущев с Кагановичем, когда тот с другими членами Политбюро, обвинив Никиту Сергеевича в злоупотреблении властью, решили сместить его с занимаемых постов. Хрущев упреждает удар. Он в срочном порядке собирает пленум, на котором доказывает, что Каганович и его группа боролась не против него, а против линии партии. Всех наказали, а Никита Сергеевич вышел сухим из воды.

Кагановича исключили из партии и выслали из Москвы.

И Распутин, и Хрущев достигли вершины злодеяний. Первый скомпрометировал царскую семью и самодержавие; второй – Сталина и Советскую власть. Конец жизни у них разный. Распутина убили, труп выбросили в прорубь. Когда Хрущева стащили с кремлевского престола и отправили на пенсию, он начал сочинять свои пасквили, чтобы оправдаться перед потомками и показать – какой он был мудрый и дальновидный реформатор.

Есть все основания говорить, что Хрущева так и не распознали Сталин и его ближайшее окружение. Никита Сергеевич умел ловко лавировать среди членов Политбюро. Его внешность вызывала доверие и симпатию. Балагур и весельчак, он мог рассказать смешной анекдот или, раскинув руки, сплясать гопак. К слову сказать, молчуны никогда не вызывали доверия коллектива и начальства. Молчит– значит что-то замышляет. Так уж повелось. Хрущев, казалось, был весь нараспашку. Открытый, доступный, хороший исполнитель. Правда, недалекий, малообразованный, но это никого не смущало и не раздражало – рабочий, мол, человек, на своем месте, без претензий на большее.

Только спустя многие годы Молотов скажет:

– С Хрущевым – и Сталин виноват, и я, все мы виноваты, что проморгали, это ведь не просто Хрущев, типичный антиленинец, это течение – игра на настроении.

Никита Сергеевич действительно умел подлаживаться, подстраиваться, быть горячим сторонником всех идей Сталина. Стоило Иосифу Виссарионовичу высказать ту или иную мысль, как он тут же ее подхватывал и брался за реализацию. Это нравилось. Если же он перегибал палку, то в этом не видели большой беды – старался, мол, человек.

Однажды Хрущев рассказал байку про «дюжэ вумного» Опанаса, мечтающего прославиться на все село.

– Ночью, – рассказывал Никита, – Опанас разбудил жену и сказал ей: «Таньку, вставай, придумав я новэ: колы зібраты з усього сэла сокыры (топоры), вырубаты проруб в річці, та кынуты ці сокыры в проруб, ось булькнэ, аж на всэ сэло чуты будэ».

Байка всем понравилась. Сталин смеялся до слез. С тех пор, когда они встречались, Иосиф Виссарионович часто спрашивал: «Ну скажи, Микитка, что сегодня булькнет?» Видимо, Сталин все-таки подозревал, что в самом Хрущеве живет все тот же прожектер Опанас, но не придавал этому значения. Хрущев нужен был как хороший исполнитель. Так он воспринимался и всеми членами Политбюро.