Андрей Миронов - Красная чума

Для завоевания мирового господства этого казалось мало. В частности, из-за нехватки мощностей 'узким местом' было производство пороха и только поставками союзников во время войны удалось закрыть потребности. Летом 1941 г. более 300 предприятий оказались в зоне боевых действий, и промышленность вооружений потеряла 65% мощностей, а на произвол судьбы десятки миллионов людей, однако благодаря заблаговременному переносу и постройке новых предприятий в Сибири и на Урале и эпической эвакуации 41-42-х годов удар промышленность выдержать смогла, и уже первой военной зимой производилась масса вооружения.

Несмотря на мировой кризис, незавершенное строительство и неокупаемость капвложений, Советский Союз всё отдавал вооружению. Размах планируемой мобилизации поражал воображение: к 1938 г. в Красной Армии должны были состоять 60 000 танков и танкеток, 6000 бронемашин, 84 500 стволов артиллерии, 32 000 самолётов, 100 000 тракторов и 500 000 автомашин. Хотя гигантские программы выполнить не удалось, а мобплан был сорван, СССР стал самой вооружённой страной в мире.

К октябрю 1938 г. он имел подавляющее все современные нам армии количество боевой техники: 18 664 танка и 2741 бронемашину; десятки тысяч крупнокалиберных пушек и миномётов; 4222 бомбардировщика и штурмовика, 2255 истребителей, 1662 самолёт других типов, всего 8139 самолётов 'первой линии' и 1215 боевых самолётов авиации ВМФ. Бешенными темпами строился огромный флот. И не столь уж плохим было вооружение, чем любят объяснять поражения первого периода ВОВ советские историки.

На этом фоне в СССР продолжалась вакханалия убийств, мрак, голод и кровь были синонимами страны 'где так вольно дышит человек'. К середине 20-х годов оформился новый манёвр коммунистической власти – Враги среди нас, когда, казалось всех врагов, по большей части мнимых и потенциальных, уже уничтожили.

'Вредитель', на которого теперь списывались все пороки и неудачи власти, стал затем 'врагом народа'. Вредительство охватило все виды вменяемых преступлений: росла бюрократия, регламентируя всё и вся (сейчас Россия задыхается от чиновничества, за наш с вами счёт строятся дворцы Сбербанка и Газпрома) – росли злоупотребления, сейчас называемые едва не ласково коррупцией. Бесхозяйственность гробила промышленность – 'кухарки', ничего не умеющие, да и не желающие того люди, за редкими исключениями ставились на посты по партийной принадлежности. Учились, конечно. Разбивая лоб. А 'за океаном' всё уже было. Здесь же – борьба и битва.

'Завоёванный рабочими' восьмичасовой рабочий день исчез в стахановском движении, встречных планах, авралах; 'развитие' происходило на старом, неприспособленном оборудовании за счёт мускульной силы. Штурмовщина, привязка к датам и 'любой ценой' влекла за собой аварии и брак. За 'успехи' промышленности, а всё ломалось и выходило из строя, выпускалось в недостаточном количестве и убогого качества, отвечали головой её руководители. Над оставшимися и пришедшими новичками довлел 'иезуитский' способ обвинения неугодных, ещё вчерашних 'передовиков' 'врагами народа': недострахуешься – 'потерял бдительность', перестрахуешься – 'перегиб'. Работай!

Донос стал 'гражданской добродетелью' и появился её символ – Павлик Морозов. Критика превратилась в 'тяжёлую шершавую руку класса, которая, опускаясь на спину врага дробит хребет и ломает лопатки'; 'Буревестник революции' Горький на 1-м съезде писателей выразился так: 'быть гуманистом – ненавидеть врагов' (партии, Сталина), а 'жалость' – 'политическая ошибка'. Террор проводился не без помощи 'простых' людей: партийная 'головка' заводов, фабрик и колхозов управляла 'волеизъявлением' затюканного народа, послушно кричавшего 'казнить как собак'! Несчастным внушалось – 'для светлого завтра убей врага сегодня'. Убили! Нет счастья. Так не все ещё убиты. И так далее, движение стало самоцелью.

Но если до сего момента репрессии власти касались 'быдла' и редких 'залётов', то теперь кровь пустили 'элите'. 'Старые' большевики оказались для власти просто лишними, обеспеченные рабскими условиями жизни народа, они вели себя как помещики. В своё время, Ленин первым привлёк ЧК к 'чисткам' партийцев, после ряды партии 'чистили' в 1923 и 1935-38 годах, при обмене партбилетов удалив сотни тысяч человек. Теперь Сталин физически уничтожил тех, за кем были прошлые заслуги – за вельможность, ворчание, а то и сопротивление, тех, кто мог составить конкуренцию в управлении государством и просто бесполезных. Оставлял безропотно подчинившихся и молодёжь, на освободившиеся места назначая своих людей, кроме него никому не обязанных и готовых рьяно служить за возможность жить. Жить во всех смыслах. Часть прозревала, но как из мафии, обратного пути не было. Л.М. Каганович 04.11.29 г. выдал всё – 'Если человек, претендующий на звание марксиста, говорит всерьез о правовом государстве и тем более применяет понятие правового государства к советскому государству, то это значит, что он идет на поводу у буржуазных юристов, это значит, что он отходит от марксистско-ленинского учения о государстве'.

Уже с 1930 года сотни тысяч граждан были осуждены за 'к.р.д.' подзаконными 'тройками' и коллегией ОГПУ и десятки тысяч из них казнены. А после убийства Кирова Сталин выпустил собственное постановление (за ненадобностью неутверждённое ЦИК СССР – нечего мусолить) 'О ведении дел о подготовке террористических актов', действовавшее затем многие годы, и возведшее беспредел в ранг закона. Ужасы чрезвычаек забыть не успели (потянули людей по третьему разу) и теперь власть юридически разрешила применять меры физического воздействия 'в отношении заядлых агентов буржуазии, заклятых врагов рабочего класса и колхозников', раз 'буржуазные разведки применяют физическое воздействие в отношении социалистического пролетариата'. И только единицы не сломались. А нам – про ужасы гестапо.

'Большая чистка' 37-39-х годов была естественна для Системы. Обвинения кажутся вздорными, но ведь не могли карать за реальное, поэтому все стали шпионами десяток разведок, троцкистами, зиновьевцами, участниками тысяч заговоров, террористами или уклонистами, да тем, что придёт в голову 'хозяину' или следователю. За что боролись, на то и напоролись! Арестованные просили к себе человеческого отношения, возврата денег, обеспечения нужд, жаловались на 'запрещённые методы следствия', когда сами резали и убивали ещё пару десятков лет назад без зазрения совести. Это при царе можно было кричать и плеваться, стрелять в 'сатрапов' и быть оправданным, жить за границей, десятки раз бежать с каторги и из тюрем, объявлять голодовки, скрываться 'в разливе'. Не имело значение признание вины, уже Дзержинским возведённое в абсолют, но лучше было не признаваться – оставался призрачный шанс.