Себастьян Хаффнер - От Бисмарка к Гитлеру

Примечательно в этом периоде времени то, что буржуазные партии в действительности не хотели больше участвовать в политической жизни, что они были удовлетворены тем, что вынуждены были так сказать отойти в политическое небытие. Это связано с тем, что тогда называли «национальным подъемом» или же «национал-социалистической революцией», а именно полной переменой настроений, которая произошла между выборами в рейхстаг 5 марта и летом 1933 года в Германии. Это нечто, что трудно поддаётся исследованию, но о чём помнит каждый, кто пережил это. Настроения нельзя даже определить, ограничить и удержать; они представляют собою нечто атмосферное, так сказать «газообразное» по своей природе — но они очень важны. Точно так же, как и настроение августа 1914, настроение 1933 года имело большое значение. Потому что этот рывок настроений образовывал собственную основу власти для наступающего фюрерского государства. Это было — нельзя назвать это как-то иначе — очень широко распространенное чувство избавления и освобождения от демократии. Что делать демократии, когда большинство народа больше не желает её? Тогда большая часть демократических политиков пришла к заключению: мы уходим от дел, мы выходим из политической жизни. Она не должна нас больше касаться. Демократические партии вели себя в июне и в июле 1933 года точно так же, как вели себя германские правители в ноябре 1918 года.

«Национальный подъём» — я его ещё отчётливо помню — вырос из двух корней. Во-первых, из усталости от политической неопределённости последних лет перед 1933 годом. Люди хотели снова знать, как им быть, хотели порядка, крепкой руки, крепкой воли, хозяина во главе страны.

Однако — и это второй корень этого движения — не желали ни Папена, ни Шляйхера во главе, никакого представителя представлявшегося изжившим себя и отрекшегося в 1918 году старого монархического высшего класса. Хотели нечто действительно нового: господства народа без партий, популярной фигуры вождя (как видели её в Гитлере), и прежде всего хотели, чтобы Германия снова стала единой, большой и сильной — как в 1914 году. Тогда кайзер сказал: «Я больше не знаю никаких партий, я знаю теперь только немцев». Теперь действительно не хотели больше никаких партий: «только лишь немцы». Когда Гитлер упразднил партии, это соответствовало чаяниям подавляющего большинства буржуазных избирателей, а не только тех, кто 5 марта голосовал на национал — социалистов.

Это настроение произвело на представителей старых буржуазных партий неотразимое впечатление. Один из последних министров Веймарской республики, бывший тем временем простым депутатом лево-либеральной демократической партии, Дитрих, который после некоторых совестливых размышлений проголосовал за закон о чрезвычайных полномочиях, писал после 1945 года, что никогда прежде он не получал от своих избирателей такой преобладающе одобрительной почты, как после этого решения.

Это выглядит как малозначимый факт; однако можно рассматривать его как симптом процесса, который разыгрывался в месяцы с марта по июль 1933 года. Несмотря на все нарушения закона, которые случались уже в это время, несмотря на организацию концентрационных лагерей, несмотря на произвольные аресты, а также первые отчётливые признаки антисемитской политики, в широких кругах населения формировалось убеждение, что наступило великое время, время, в которое нация снова объединилась и, наконец, нашла своего посланца богов, происходящего из народных масс вождя, который заботится о дисциплине и порядке, собирает вместе силы всей нации и который должен вывести Германский Рейх в новое, великое время. Это было то настроение, которое позволило Гитлеру практически без сопротивления зачистить всю политическую сцену и добиться ситуации, в которой никто за пределами его собственного круга не мог оказать сопротивления его воле или же сорвать его планы.

Это до сих пор необъясненное событие. Потому пожалуй, что охотно забывают, что весной и в начале лета 1933 года в действительности имело место нечто вроде сосредоточения нации; не непременно вокруг национал-социалистической партии, но вокруг Гитлера, вокруг Фюрера, как его теперь обыкновенно стали называть. Что с этим совпадало, было другое исключительное событие: то, что называли «приобщением» (к господствующей идеологии).

Всё, что ещё существовало в Германии за пределами собственно партийного ландшафта среди политических — или также и неполитических — организаций, от крупной промышленности и союзов по интересам, включая профсоюзы, вплоть до самых малых объединений, старалось в эти месяцы «приобщиться», что означало смену их руководства, придание им национал-социалистического характера, стремление пристать к движению, которое заполонило теперь Германию, и идти вместе с ним.

К этому прибавилось в эти месяцы неслыханное количество вступлений в партию людей, которые до того держались подальше от национал-социализма и которые теперь перед тем, как закроются ворота, ещё пробрались или протиснулись в партию: так называемые «мартовские новообращённые». Пока НСДАП действительно не закрыла свои ворота и с середины 1933 года в течение четырёх лет не принимала более новых членов. Было ещё раз второе короткое открытие партии для вступления в 1937 году, и ещё раз нашлось очень много новых членов партии, которые по своим убеждениям собственно вовсе не были национал-социалистами, но однако «поставили себя на почву фактов» и хотели сделать карьеру. Образ мыслей, который можно презирать, но который однако заложен в природе человека и который в тридцатые годы превратил немцев в политически совершенно превосходно сплочённую нацию.

Теперь обратимся ко второму этапу захвата власти. Как выглядело положение, после того, как политическая сцена была зачищена, и Гитлер со своей партией остался единственной политической силой в Германии? Хотя НСДАП была единственной политической силой, но она вовсе не была единственной силой. Система власти Гитлера не состояла единственно лишь из партии; она была составлена из нескольких национал-социалистических организаций, из которых самой важной были оборонительные соединения партии: СА [19] СА (SA = Sturmabteilungen) нацистские штурмовые отряды, отряды штурмовиков («штурмовые отряды» — в фашистской Германии). .

СА в это время были собственно инструментом террора. Первые концентрационные лагери были оборудованы и управлялись СА, и тем самым они образовали инструмент самостоятельного террора. СА арестовывали не только по приказу сверху, они арестовывали также самостоятельно по своему разумению, не в последнюю очередь по причине личной вражды. Режим террора, который установился с очень многими преступлениями и немалым количеством убийств, частично выскользнул из рук Гитлера.