Олег Соколов - Битва двух империй. 1805–1812

Не горел желанием вступать в войну с французами и прусский король, который также уклончиво ответил на предложение Александра. Что же касается Мадрида, там вообще смотрели в другую сторону. Фаворит королевы дон Годой, фактически заправлявший делами королевства, ответил на известие о гибели герцога Энгиенского ироничной фразой: «Когда есть дурная кровь, ее надо пустить».

Но самые страшные слова для Александра раздались из Парижа. В ответ на ноту, представленную 12 мая поверенным в делах Петром Убри, Бонапарт взорвался. Своему министру иностранных дел он написал: «Объясните им хорошенько, что я не хочу войны, но я никого не боюсь. И если рождение империи должно стать таким же славным, как колыбель революции, его отметит новая победа над врагами Франции» 50. По поручению первого консула Талейран написал, обращаясь к русскому правительству: «Жалоба, которую она ( Россия ) предъявляет сегодня, заставляет спросить, если бы, когда Англия замышляла убийство Павла I, удалось бы узнать, что заговорщики находятся в одном лье от границы, неужели не поспешили бы их арестовать?» 51

Это была настоящая пощечина царю. Хотя и в форме намека, Александру дали понять, что довольно странно выглядит в роли блюстителя европейской нравственности человек, который замешан в убийстве своего отца. «Эта кровная обида запала в сердце Александра и поселила в нем неизгладимую ненависть к Наполеону, руководствующую всеми его помыслами и делами впоследствии, — писал в своих мемуарах Греч. — Принужденный заключить с ним мир в Тильзите, Александр принес в жертву своему долгу и России угрызавшее его чувство, но ни на минуту не терял его и, когда пришло время, отомстил дерзновенному совершенною его гибелью. Вообще, Александр был злопамятен и никогда в душе своей не прощал обид, хотя часто из видов благоразумия и политики скрывал и подавлял в себе это чувство» 52

С этого момента смыслом жизни, мотивом всех действий Александра I будет только одно — свержение Наполеона. Этой личной ненависти будут подчинены все действия царя, ради этого, несмотря ни на какие геополитические интересы, несмотря ни на какую холодность и нежелание вступать в союз европейских монархов, несмотря на надменную, пренебрегающую всеми российскими интересами политику Англии, он будет упорно, буквально пинками заталкивать всю Европу в коалицию против своего врага. Талантливый русский историк, работавший в эмиграции, Борис Муравьев написал: «Разумеется, меньше всего заинтересован в этих действиях Александра был русский народ, которого герцог Энгиенский, расстрелянный в Венсенском рву, заботил не больше, чем какой-нибудь мандарин, посаженный на кол по приказу Богдыхана» 53.

В течение долгого времени советские историки как черт от ладана бежали от рассмотрения истинных причин создания Третьей коалиции. Потому что ясно: если начать поднимать документы, теория превентивной войны, защищающая интересы России, рассыпается как карточный домик. Ни о каких интересах страны ни царь, ни его подручные не думали. В лучшем случае можно сказать, что они хлопотали о корысти тех представителей российского правящего класса, которые наживались за счет продажи в Англию зерна из своих поместий. Это ни в коем случае не оправдывает экспансионистскую политику Наполеона, которая стала еще более заметна после провозглашения во Франции империи. Однако, чтобы хоть как-то задеть регионы, где Россия имела свои интересы, Наполеон был бы вынужден разгромить Австрию. Так как габсбургская монархия не собиралась ни в коем случае в одиночку атаковать Францию, у Наполеона не было никакого повода для того, чтобы начать с ней войну. А если бы он вдруг, ни с того ни с сего, напал на нее, у России появился бы прекрасный случай показать свою силу. В этой ситуации Австрия была бы на стороне русских душой и телом и сражалась бы не «для галочки», а во всю свою мощь. Нет сомнений, что при подобном положении вещей и пруссаки не могли бы остаться в стороне. Тогда война действительно была бы не только мотивированна, но и необходима. Это было бы очевидно для каждого простого австрийского, прусского и русского солдата. Подобная война была бы поистине священной и справедливой… но Наполеон не собирался нападать на Австрию, по крайней мере, в обозримом будущем.

Как государственный человек, который мыслил интересами своей страны, он никак не мог понять политику Александра. Он не видел выгоды для России в предстоящей войне, и поэтому ему казалось, что царь окружен дурными советниками, что министров подкупает английское золото. Подобную точку зрения разделяли и многие в его окружении.

В сентябре 1804 г. Александр I отправил с дипломатической миссией в Лондон H. Н. Новосильцева, одного из своих «молодых друзей» [23] «Молодым другом» он был, конечно, лишь относительно — в 1804 г. Новосильцеву исполнилось 43 года. . В его задачу входили переговоры с целью заключения военного союза между Россией и Англией.

Инструкции, данные ему 11 (23) сентября 1804 г., поражают своим объемом — около 30 000 знаков, иначе говоря, примерно 18 страниц этой книги! Удивляют они также запутанностью, туманностью и категорическим нежеланием называть вещи своими именами. Все листы обширного опуса пропитаны лишь одним — ненавистью к Франции Наполеона, прикрытой иезуитскими, лицемерными фразами. Несмотря на то что этот документ не раз разбирался историками, он стоит того, чтобы на нем остановиться, так как в нём раскрываются все принципы политики Александра I и его помощника Чарторыйского, перу которого, кстати, по большей части, и принадлежат инструкции.

Документ начинается с длинной преамбулы, где на все лады уже в тысячный раз повторяются переживания по поводу страданий Европы и Франции, и делается первый вывод: «Прежде чем освободить Францию, нужно сначала освободить от ее ига угнетаемые ей страны». Потом, разумеется, царь планировал заняться «освобождением» самих французов. «Мы объявим ей ( французской нации ), что выступаем не против нее, но исключительно против ее правительства, угнетающего как саму Францию, так и остальную Европу. Мы укажем, что сначала имели в виду лишь освободить от ига этого тирана угнетаемые им страны; теперь, обращаясь к французскому народу… предлагаем всем партиям… с доверием отнестись к намерениям союзных держав, желающих лишь одного — освободить Францию от деспотического гнета, под которым она стонет».

Чтобы лучше объяснить собеседникам Новосильцева, отчего же «стонет» Франция, империи Наполеона даются самые чудовищные характеристики: «отвратительное правительство, которое использует в своих целях то деспотизм, то анархию». Касаясь будущего устройства побежденной страны, Александр глубокомысленно заявлял: «Внутренний социальный порядок будет основан на мудрой свободе». Рецепт «мудрой свободы», конечно же, лучше всего знали в Европе властитель миллионов русских крепостных крестьян и английские банкиры.