Иштван Рат-Вег - Пестрые истории

И опять должно отметить своеобразное закрывание глаз со стороны официальных кругов, сделанное в пользу Наундорфа. Суд принял к сведению это заявление, однако никаких действий не предпринял против самого Наундорфа, в то время как обвиняемого именно из-за подобных утверждений приговорил к 12 годам, а Наундорф повторил их в свою пользу!

Теперь-то уже Наундорф, что называется, закусил удила и замахнулся на гораздо большее.

В 1836 году он обратился со своими притязаниями в гражданский суд и попросил привлечь к суду в качестве ответчиков графа Шамбора и герцогиню Ангулемскую. Граф Шамбор, сын герцога Берри, родившийся после смерти отца, и внук Карла X, был последним отпрыском дома Бурбонов.

Однако из этого судебного дела не вышло ничего. Правительство посчитало, что это уже чересчур, и назначило расследование против самого Наундорфа. А заодно как иностранного гражданина посадило его на корабль и водным путем вытолкало в Англию.

Расследование провели в его отсутствие. В качестве свидетелей допросили Лана и Гомена, бывших стражников маленького короля, которые, конечно же, клялись, что похоронили настоящего Людовика XVII. Допросили нескольких свидетелей, давших показания в пользу Наундорфа, исследовали его предыдущую жизнь, получили документы из Германии — словом, со всей основательностью взялись выяснять это дело.

Четыре года тянулся процесс.

Наундорф в Лондоне и лагерь его сторонников в Париже напряженно ожидали решения, которое было призвано поставить точку в конце этого затянувшегося дела.

Однако вместо точки в результате получилась запятая.

Приговора не было. Королевским указом процесс временно был приостановлен.

«Было установлено, — говорилось в указе, — что Наундорф обманным путем выдавал себя за Людовика XVII и под этим предлогом собирал огромные деньги, то есть совершил мошенничество, однако, прежде чем объявили уголовное преследование, он уже административным порядком был выслан из Франции. Стало быть, дело снова можно поднять и принять окончательное решение, когда он снова объявится».

Указ сей был хорош только для того, чтобы укрепить веру тех, кто подозревал, что за Наундорфом скрывается истинный Людовик XVII.

Вот, — говорили они, — у правительства была возможность завершить это дело окончательным приговором. Если оно все-таки этого не сделало, то определенно боялось судебного разбирательства, которое могло закончиться в пользу Наундорфа. На злой умысел со стороны правительства указывает также и то, что Наундорф, высланный «потомок Бурбонов», хотел узаконить свои притязания как иностранный гражданин, то есть правительство еще в самом начале процесса имело в запасе аргумент, который использует в конце, и все же позволило пережевывать дело целых четыре года.

Это была последняя попытка Наундорфа.

Из Лондона он перебрался в Голландию и поселился в Дельфте. Отсюда он преподнес своим сторонникам еще один аргумент в пользу того, что он действительно сын Людовика XVI, аргумент, вошедший в историю. Он предложил голландскому правительству одно свое изобретение, это была какая-то невероятной огневой мощи военная машина, против которой, по его мнению, никто не смог бы устоять и которая сделала бы в будущем все войны невозможными. Секрет конструкции, обещавшей стать благом человечества, до нас не дошел. Но сторонники Наундорфа вспомнили об известной страсти Людовика XVI — слесарном деле. Известно, что в Версале он при больших расходах организовал совершенную слесарную мастерскую, настоящую слесарную лабораторию, находя величайшую радость в том, что мог там пилить и стучать.

— Вот, сын пошел в отца! — хвастались сторонники Наундорфа. — Страсть отца у него проявилась в механике — он избрал ремесло часовщика и создает сложные конструкции. Разве это не решающее доказательство его происхождения?

Суммируем сказанное: рассматривая повороты в деле Наундорфа, как если бы перед нами проворачивалось колесо удачи, нельзя отрицать, что шарик в равной мере выпадал и на красное и на черное. Однако судебное разбирательство не закончилось и с его смертью. Теперь уже семейство Наундорфа стремилось воскресить его из праха.

Защищать их дело опять взялся Жюль Фавр, который стал министром иностранных дел.

Здесь я хочу рассказать один интересный эпизод.

В январе 1871 года Париж был вынужден капитулировать перед осаждавшей его немецкой армией. Договор о прекращении огня подписал в Версале 28 января Жюль Фавр, тогдашний министр иностранных дел.

В Париж он возвращался в карете в обществе графа Эриссона. Разговор шел о заключительной церемонии этого печального акта. «Бисмарк, — рассказывал Фавр, — пожелал, чтобы я после подписания поставил под договором свою печать».

— Я не взял ее с собой.

— Все равно, поставьте любую, — ответил канцлер. — Я вижу у вас на пальце перстень, воспользуйтесь им.

Фавр снял с пальца перстень и показал графу Эриссону. Это был античной шлифовки камень в оправе.

— Вот этим перстнем я припечатал договор о прекращении огня. Знаете, чей это был перстень? Наундорфа, вернее, Людовика XVII. Я помогал его сыну советами, денег я от него не взял, и в благодарность он дал мне этот перстень.

Эриссон воспользовался случаем, чтобы спросить.

— Вы в 1851 году взялись представлять интересы семьи. Я знаю, каковы обязанности адвоката: защищать интересы клиента, даже если он не прав. Но что касается Наундорфа, вы в самом деле верите, что он был сыном Людовика XVI?

— Это мое святое убеждение. Не выгоды ради, не по моей адвокатской обязанности взялся я за это дело, но единственно из любви к истине.

— И ваши республиканские чувства позволили это?

— А почему нет? Истина не зависит от политики. Если я нахожу дело правым, я встаю за него против всех.

Великий оратор в самом деле будто бы обручился с делом Наундорфа. Бесподобная адвокатская ловкость, блестящее красноречие — все было вложено им, и все напрасно.

Суд отверг прошение об анкете. Опять запели старую песню: официальные документы и показания свидетелей подтверждают, что Людовик XVII умер в Тамиле, следовательно, все новые доказательства излишни.

Жюль Фавр обжаловал решение. На восьми заседаниях он сотрясал воздух, защищал, обвинял, опровергал, аргументировал — и все бесполезно. Верховный суд оставил отрицательное постановление в силе.

Вместе с тем даже непредвзятые критики говорили: жаль было отвергать прошение и не продолжить доказательный ряд. Одна анкета не помешала бы столько раз выдвигаемому делу, она способствовала бы вынесению окончательного решения.

Ситуация собственно такова.