Владимир Мавродин - Очерки истории Левобережной Украины (с древнейших времен до второй половины XIV века)

Но все-таки мы можем говорить о наличии этнической и социальной связи между позднейшими жителями данной области и их отдаленными предшественниками.

Трипольцы, кимеры, равно как и скифские земледельческие племена и так называемые «нескифские племена» Приднепровья, не могли исчезнуть без следа, а продолжали существовать в виде своих потомков в массе позднейшего населения. Сарматы также не были абсолютно чужеродным скифскому обществу племенем, вторгшимся на территорию скифов и истребившим их. Точно так же не исчезли скифо-сарматская культура и скифо-сарматское общество. Весьма вероятно, что скифо-сарматское общество в результате целого ряда переворотов и межплеменной борьбы не погибло совсем, а какой-то своей частью, включив в свой состав другие этнические группы, послужило основой для образования славянских племен определенного района.

Это обстоятельство и дает нам право утверждать, что восточнорусское славянство далеко не «чистокровно».

Можно считать установленным, что появившиеся на исторической арене народы никогда совсем не исчезают, а исчезают и забываются только их названия.

Еще в прошлом столетии ряд историков отметили связь восточных славян и, в частности, северян со скифо-сарматским миром. Всем известны труды в этой области Забелина, Иловайского, Ламанского, Багалея, Голубовского. Но сама постановка вопроса в их трудах такова, что нас она теперь удовлетворить, конечно, не может.

Так, например, Забелин в своей «Историй русской жизни» причислял к славянам почти все упоминаемые писателями древности племена, когда-либо жившие на территории Восточной Европы. В его представлении киммерияне — это славяне, как тавро-скифы были не кто иные, как русские. [132]Но в то же самое время одно место в его работе все же показывает, насколько далеко шагнул он вперед по сравнению с теми историками, для которых история народов — сплошной калейдоскоп непрерывных передвижений, истреблений, замены одной народности другой в пределах определенной области. «Уступая, однако, здравому смыслу, историки-исследователй, для более здравых объяснений этого передвижения народов, выработали сокращенные, но почти у всех одинаковые рассуждения, вроде следующих: „Вероятно, остатки скифов были вскоре потом частью истреблены сарматами, частью прогнаны назад в Азию, частью же наконец совершенно слились с сарматами“. Исчезло в писании имя Роксалан — „можно догадаться, что одних из них истребили готы, а других гунны, а что осталось от того, то поспешило соединиться с родичами своими аланами. Аланы северные когда исчезли и куда девались, неизвестно, а южные ушли за гуннами или на Кавказ“, и т. д. Так всегда очищается место для появившегося вновь народного имени, когда исчезает из истории старое имя. Известно, что в 16 и 17 столетиях Русь в Западной Европе стала называться Московией, а русские московитами. Явился, следовательно, новый народ москвичи, и Русь внезапно исчезла, оставив небольшой след только в юго-западном углу страны, у Карпатских гор. Если бы это произошло за десять веков назад, не в 16, а в 6 или в 5 веке, откуда так мало сохранилось свидетельств, то исследователи имен, конечно, объяснили бы исчезновение Руси теми же самыми словами, как объясняли исчезновение скифов». [133]

Забелин восстал против теории сплошных переселений, но ни на что другое не был способен, как на огульное отнесение почти всех племен глубокой древности к славянам.

Приблизительно на той же позиции стоял и Иловайский в своих «Разысканиях о начале Руси».

Все же за ними нельзя отрицать определенной роли в борьбе с миграционной теорией.

Но впервые по-настоящему весь вопрос о происхождении племен, о процессе этногенеза поставлен Н. Я. Марром.

Казалось бы теперь, когда так называемая «яфетическая теория» (т. е. новое учение о языке) по праву играет роль единственной подлинно научной теории, нет надобности доказывать правильность ее основных положений, но, к сожалению, все-таки круг работ, объясняющих на ее основе происхождение восточных славян, крайне ограничен. [134]

Не пытаясь в какой-либо мере поднять снова вопрос о процессе этногенеза восточных славян в свете нового учения о языке Н. Я. Марра, мы только лишь обращаем внимание на постановку этого вопроса в работах Марра, написанных на основе тщательного изучения языков.

На первый взгляд отнесение ряда племен к непосредственным предкам славян кажется натянутым, но «что понимать под племенем? Тварей одного вида, зоологический тип с врожденными ab ovo племенными особенностями, как у племенных коней, племенных коров? Мы таких человеческих племен не знаем, когда дело касается языка. Племя в людях это общественное образование, естественно не отвлеченное, а конкретное, классовое». [135]

В другом месте Н. Я. Марр замечает:

«В формации славянина, конкретного русского, как, впрочем, по всем видимостям и финнов, действительное историческое население должно учитываться не как источник влияния, а творческая материальная сила формирования: оно послужило в процессе нарождения новых экономических условий, выковавших новую общественность, и нового племенного скрещения фактором образования и русских (славян) и финнов. Доисторические племена, следовательно, по речи все те же яфетиды, одинаково сидят в русских Костромской губернии, как и в финнах, равно и в приволжских турках, получивших вместе с финнами доисторическое праурало-алтайское рождение из яфетической семьи, разумеется, более раннее, чем индо-европейцы получили из той же доисторической этнической среды свое пра-индо-европейское оформление».

И далее:

«Когда говорят о конкретном племени (а не об отвлеченном племени-примитиве), то это определенное скрещение ряда племен…». [136]

Н. Я. Марр отмечает, что каждое из племен — кимерийцы, скифы, сарматы — сыграло свою роль в процессе образования русских. [137]

Так ставит новое учение о языке вопрос о происхождении русских славян, и в свете его особое значение приобретает проблема генетической связи последних со всем предшествующим этническим и социальным комплексом и, несмотря на кажущуюся странность этого взгляда, нам представляется необходимым связать и русских славян, не с каким-нибудь определенным племенем, не с одной народностью древности, а с целым рядом их, некогда живших на данной территории, менявших часто свое название в зависимости от тех или иных социально-политических условий, но по сути своей, в основной массе, остававшихся автохтонами, несмотря на имевшие место отдельные факты миграций, завоеваний, перегруппировок племен, приводивших к новым, иным племенным образованиям.

Как мы видим, теория Н. Я. Марра, посильно примененная к вопросу об этногенезе славян, не имеет ничего общего с постановкой вопроса, сугубо политической, о «славянстве» скифов, сарматов, роксалан и т. п., имевшей место у И. Е. Забелина и Д. И. Иловайского. У первого в большей степени, у второго в несколько меньшей и главным образом по отношению к более позднему периоду, сквозит намерение представить скифо-сарматский мир, а равно алан, гуннов, угров, болгар и т. д., как мир славянский. Их лингвистические упражнения, стремившиеся отыскать русский язык в позднейшей его форме, именно уже русский индо-европейский язык, а не язык росов-русов яфетидов, в названиях и именах скифо-сарматской поры, дали интересные материалы, но все их построения не могут быть приняты. Их попытка найти современные нации в племенах древности заранее была обречена на неудачу, но все-таки изыскания этих историков дали большой материал для позднейших работ в этой области.