Леонтий Раковский - Генералиссимус Суворов

И вдруг в раскрытое окно донесся какой-то стук. Жубер вытянул шею: где-то, должно быть внизу, тарахтели колеса.

Жубер вскочил с места и высунулся из окна. Ночь была светлая, лунная.

- Что там, Тарро? -спросил он у адъютанта, стоявшего на крыльце возле часовых.

- Колеса стучат.

- Где, в Нови?

- Нет, у них, в долине. Не удирает ли наш Сувара?

Жубер встрепенулся.

А может быть, прав этот Тарро? Может быть, Суваров, увидев неприступную позицию французов, в самом деле отходит? Ведь сегодня утром Суваров сам выезжал за передовую цепь, - Жубер и генералы видели его; Моро и Сен-Сир сразу узнали Суварова. И если у Суварова преимущество в силах, почему же он не подумал наступать сегодня? Ведь целый день прошел только в пустяковой ружейной перестрелке. Нет, Жубер еще себя покажет! Он сдержит слово: победит или умрет! Конечно, победит!

Умирать не хотелось, умирать было некстати.

В окна светила полная луна. Александр Васильевич ходил по комнате от красного угла, в котором висело распятие, до порога.

В переднем углу, на широкой скамейке, разметавшись во сне, лежал Аркаша. Наездился верхом, намаялся за целый-то день. Вояка. Приехал учиться.

Ничего, парень не трус. Пулям уже не кланяется - только ядрам. И как увидал первого убитого, еще в Сан-Джиованни,- побледнел. Ну, да это закон природы. Конь увидит мертвого коня - тоже храпит, косит глазом, страшится...

У порога, на кошме, как-то свернувшись калачиком, храпел во всю ивановскую Прошка. Александр Васильевич немножко не доходил до него, а когда, задумавшись, упирался в Прошкины ноги, то крутил головой, торопливо отходил прочь.

И тотчас же брался за табакерку - нюхал табак.

На столе горела свеча. Лежал план Нови и окрестностей, старательно вычерченный австрийскими офицерами (вот на это они мастера!), черновик давешнего письма генералу Краю.

Французы не поддавались на удочку: сами не атаковали, не спускались в долину. Целый день войска простояли на месте.

Ждать больше нечего. Завтра на рассвете Суворов сам атакует Жубера. А то еще удерет в горы или, чего доброго, начнет укрепляться здесь. Позиция у него превосходная, удобная для обороны. Ну, да не из таких еще выкуривали! Не такие крепости брали!

Главное направление удара должно быть на правое крыло французов - тут ключ позиции. Против правого крыла и против центра - городка Нови - Суворов потому и поставил свои, русские части.

Австрийский барон Край хоть и хвастунишка, а все-таки храбрый и дельный генерал. Будет со своими дивизиями Отта и Бельгарда справа.

В резерве - оба ненадежные, оба "высокопревосходительные" - Розенберг и папа-Мелас. Чтоб не обидно было обоим!

На этот раз Суворов решил схитрить. Общей диспозиции к завтрашнему бою он писать не хотел: войска все под руками, он сам в центре, сам и будет всем командовать. Чтоб нихтбештимтзагеры не напортили, как при Треббии...

Но австрийские генералы больно с фанаберией. Если им сказать, что главная роль отводится в бою не им, а русским, то они, конечно, завопят. Потому Александр Васильевич отослал вечером генералу Краю письмо. В нем он дал понять барону, что его фланг - главный. И немного польстил венгерцу, закончив письмо так:

Ich verlasse mich ganz auf meinen heldenmuthigen Freund!

(Я совершенно полагаюсь на моего смелого друга!)

Пока даже Багратиону не говорить: князь Петр не болтун, но - не надо.

По замыслу Суворова, Край должен был атаковать первым и оттянуть на себя силы французов с их главного фланга.

"Край будет вроде горчичника! - улыбнулся своим мыслям Суворов. - А ежели атаку Края отобьют и он будет лезть раньше времени за подкреплениями, тогда как?"

Александр Васильевич остановился у раскрытого окна. Облокотился.

Казак Ванюшка не зевал, наслаждался жизнью. Что-то лопотал на крыльце, смеялся с хозяйской дочерью. Плел все, что знал,- французское и немецкое: "балезарм" и "зер гут".

"И ведь ни словечка не понимают оба, а понимают друг друга..."

В это время в тишине ночи раздался стук колес.

По деревне, тарахтя, ехали десятки фур.

- Дяденька, ето какой?

- Мушкатерский.

- А гренадеры де?

- Подале!

"Патронные фуры, - догадался Александр Васильевич.- А если Край или кто-либо начнет лезть в дело, то, чтоб не пускаться в объяснения, не отвечать никому! Временно уклониться от ответа. То же и Краю!"

"А как?" - спросил сам у себя.

И только подумал, тотчас же нашел прекрасный ответ.

Александр Васильевич улыбнулся удачной выдумке.

Он подошел к распятию и стал молиться на ночь.

V

Адъютант Тарро осторожно тронул плечо главнокомандующего:

- Вставайте, генерал! Сувара наступает!

Жубер открыл глаза. В комнате уже было светло. Снизу доносилась отчаянная ружейная трескотня. Удесятеренная, она гулко отдавалась в горах.

- Значит, Суваров все-таки не ушел. Жребий брошен!

Он торопливо надел сапоги, генеральский мундир, треуголку, прицепил шпагу.

- Коня!

Через минуту Жубер уже скакал к левому флангу, где на Периньона наседал корпус Края.

Войска были расположены у деревни Пастурана. Периньон, поздно вернувшийся с совещания, застал их уже спящими. Переход утомил войска. Они поели и улеглись тут, на кукурузных полях, в садах и виноградниках, даже на пастуранском кладбище. Чтобы зря не трогать людей, Периньон выдвинул на позицию всего лишь одну бригаду.

Войска только подымались и строились, когда Жубер проскакал через деревню Пастурана. Он мчался в цепь застрельщиков.

Когда вчера утром Жубер увидал в зрительную трубу русского фельдмаршала, спокойно стоявшего на поле между своими и французскими линиями, он залюбовался стариком.

- Молодец! - похвалил Жубер, как хвалили Суварова все - Моро, Сен-Сир.

Цепи французских стрелков, разумеется, тоже видали Суварова. Так пусть же теперь увидят, что и их новый главнокомандующий не боится пуль!

- Вперед, молодцы, вперед! - кричал он стрелкам, которые, не обращая внимания на него, делали свое дело.

Австрийские пули роем носились вокруг. Белые австрийские мундиры мелькали за деревьями, по ту сторону оврага, вот тут, совсем недалеко.

Жубер только поворотил коня, чтобы проскакать вдоль цепи, как пуля тирольского стрелка ударила его в грудь.

Смерть главнокомандующего скрыли от войск. Адъютант Тарро привез его тело к домику на горе в какой-то тележке, взятой в Пастуране. Жубер лежал, прикрытый гренадерским плащом.

Тележка проезжала мимо сарая, где сидели хозяева дома. Выстрелы разбудили их.

По удрученному виду адъютанта, ехавшего сзади за тележкой, и суете, поднявшейся в доме, итальянцы догадались, что случилось.

- Chi va presto, more lesto! (Кто ходит быстро, тот спешит к смерти!) - с чувством сказал толстый хозяин, указывая жене на торчавшие из-под гренадерского плаща мягкие сафьяновые сапожки.