Фёдор Раззаков - Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди

Тем временем 18 мая в Москву прилетела еще одна зарубежная делегация — из ГДР, во главе с новым генсеком СЕПГ Эрихом Хонеккером (избран 3 мая вместо Вальтера Ульбрихта). Встреча была обставлена не менее пышно, чем предыдущая. По всему маршруту следования гостей в пределах городской черты — от Ленинского проспекта до Кремля — стояли толпы москвичей, которых специально согнали в этот погожий жаркий день, освободив от работы (на календаре был вторник). В толпе, естественно, присутствовало много кагэбэшников. Ведь согласно этикету заморского генсека встречал наш генсек Леонид Брежнев, а его сановная персона охранялась гораздо круче, чем персона премьер-министра Косыгина. Чтобы не быть голословным, приведу рассказ очевидца — бывшего "комитетчика" Е. Миронова:

"Сотни сотрудников КГБ выстраивались вдоль Ленинского проспекта, по которому генсек ездил на Внуковский аэродром встречать и провожать глав зарубежных делегаций. Все бетонные столбы вдоль этой правительственной трассы были помечены номерами. Каждому давалась "боевая задача": обеспечить безопасность от столба номер такой-то до столба номер… Или же "стоять насмерть" на одном из перекрестков. Дирижировали нами, естественно, сотрудники Девятого управления.

Мы приезжали на место, как правило, задолго до того, как по проспекту проедет Сам. Чтобы как-то убить время, собирались группами, курили, болтали, травили анекдоты, в том числе и про генсека.

Примерно за 30–40 минут все движение по Ленинскому перекрывалось. Затем появлялась машина ГАИ, проверявшая "чистоту" трассы. С промежутком в несколько минут за ней следовала "Волга" Девятого управления. И, наконец, показывалась кавалькада с почетным эскортом мотоциклистов впереди. Эти парадные выезды представляли поистине внушительное зрелище. "Черная стая" мчалась на бешеной скорости. Обыватель поневоле чувствовал: крепкая власть, такая и царям не снилась! И действительно: в былое время какой-нибудь террорист-народник мог запросто подбежать к карете монарха и швырнуть в нее самодельную бомбу. Здесь такой номер, конечно же, не прошел бы.

Примерно на второй-третий раз подобного "боевого дежурства" все начинали понимать бессмысленность своего участия в этом шоу. И тогда, чтобы не маяться у столбов, мы стали занимать позиции в ближайших кафе и пивных. Особой популярностью у нас пользовалось кафе "Привет". Тогда это было нормальное заведение, где было и вино, и пиво, и различная закуска. Поэтому, спокойно попив пивка или чего-нибудь покрепче, мы возвращались к своим столбам, где нас благодарили за службу и отпускали по домам…"

А теперь перенесемся в Карелию, в деревню Сяргилахта, где в эти дни находится съемочная группа фильма "А зори здесь тихие…". Как мы помним, группа приехала туда чуть больше недели назад, однако начать работу никак не может. Причем по вине режиссера-постановщика Станислава Ростоцкого. Сначала он был занят на II Съезде кинематографистов (11–14 мая), а когда наконец приехал в Карелию, его укусил энцефалитный клещ. И все потому, что Ростоцкий проявил благородство: в то время как вся группа наглухо закрыла открытые участки тела от клещей и комаров (рукава у запястьев были перетянуты, на лицах — защитные маски), режиссер ходил в легком джинсовом костюмчике, поскольку хотел поддержать девушек-актрис, вынужденных по сценарию надевать гимнастерки. Вот клещ его и цапнул. Ростоцкого сразу повезли в больницу, чтобы сделать уколы, но местный врач отказался это делать, поскольку не увидел клеща. Тогда киношники рванули обратно в деревню, моля бога, чтобы пол в избе, где случилось происшествие, не успели подмести. Им повезло. Найденного клеща взяли на ватку и положили в спичечный коробок. Только после этого Ростоцкому был сделан укол. После этого он в течение недели не брал в рот ни грамма Спиртного.

В Театре на Таганке вовсю продолжаются репетиции "Гамлета". 21 мая репетиция шла из рук вон плохо, отчего режиссер Юрий Любимов пребывал в плохом настроении. Он кидал обидные реплики по адресу отдельных актеров, в том числе и Валерия Золотухина, игравшего Лаэрта. Особенно раздражали Любимова очки, бывшие в тот день на актере. "Почему вы в очках? — бушевал Любимов. — У вас что, болят глаза? По улице, пожалуйста, ходите в очках, а на сцену не надо выходить в таком виде". — "Но вы же сами разрешили мне их носить", — пытался оправдываться Золотухин. Однако Любимов был неумолим: "Снимите их, они мне мешают".

Несмотря на несправедливость многих упреков, большинство актеров понимало, что по существу шеф прав — спектакль не получается. Пустота и серость. Однако и вина Любимова в этом тоже была. Как пишет тот же Золотухин: "Он не умеет вызвать творческое настроение артиста. Опускаются руки, хочется плюнуть и уйти. Зажим наступает…"

На следующий день в театре и вовсе случилось ЧП: сверху на сцену упала конструкция вместе с тяжелым занавесом. Символично, что актеры в тот момент шли за гробом Офелии, игрался похоронный марш. Далее послушаем рассказ Золотухина:

"Я сидел на галерке… Впечатление, что кто-то остался под занавесом, что там месиво. Странно: я видел, как на актеров упал самый мощный рычаге арматурой, потом приземлился на другом конце сцены другой, кто-то закричал, но во мне внешне не переменилось ничего… Одна мысль была: кто не встанет, кто под этой тряпкой остался? "Благодарите бога, это он вас спасает десятки раз!" — кричал шеф, когда выяснилось, что никого не убило… Как вбежал Дупак (директор театра. — Ф. Р.), как прибежала Галина (Власова — актриса. — Ф. Р.), посмотрела то на сцену, то на вросшего в свой стол шефа и побежала за кулисы… Сильный ушиб получил Семенов, он выкарабкивался из-под железяк. У Насоныча вырван клок кожи, Иванову руку сильно пропахало… Вызвали "Скорую помощь", сделали Винтику (прозвище Виктора Семенова. — Ф. Р.) рентген — обошлось без трещин, без переломов… Мы с Высоцким сели в его машину и поехали в охрану авторских прав…"

В понедельник, 24 мая, Миколас Орбакас вернулся домой с репетиции около десяти вечера и застал свою беременную супругу, Аллу Пугачеву, лежащей на кровати с бледным лицом.

— В чем дело? — спросил обеспокоенный супруг.

— Кажется, начинается, — ответила Пугачева, кладя руки на живот.

Поскольку роддом был рядом с домом, где проживали молодые (надо было только трамвайную линию перейти, тут же была и столовая, где они праздновали свадьбу), доставить туда роженицу за считаные минуты не составляло большого труда. Начали собираться. Когда выходили из дома, Пугачева внезапно опомнилась и попросила мужа захватить ей какую-нибудь книжку, чтобы почитать на досуге. Миколас схватил первую попавшуюся — повесть какого-то датского писателя "Кристина".