Федор Раззаков - Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди

Олег Табаков продолжает руководить собственной студией на улице Чаплыгина. Как мы помним, студийцы переехали сюда ровно год назад, но за это время их ряды уже успели поредеть. В июне Табаков отчислил трех человек, один ушел к другому режиссеру сам. Таким образом, теперь в студии, ласково именуемой «Табакеркой», осталось 14 человек, среди которых некоторых вскоре ждет звездная судьба. Это актеры Василий Мищенко, Елена Майорова, Сергей Газаров, Игорь Нефедов, Марина Шиманская.

11 сентября актеры «Табакерки» отправились работать на овощную базу (в те годы это было распространенным явлением — отправлять работников различных предприятий на помощь «овощевикам»). Вот как об этом пишет Е. Майорова в студийном дневнике:

«С утра пришли на овощную базу. Подтягивались долго — не привыкли рано вставать, а тут к восьми надо. День начался, в общем, диетически: мы на сырой картошке; ребята на помидорах; от союзников перепало винограда, дынь, арбузов. Все же устали, там пыльно, сыро — девчат с ящиков сдувает сквозняком. «Трудно!»

Сегодня в 18.30 репетиция «Маугли». После базы волком ходить легче, плечи ссутуливаются без труда, леопарды лишь к вечеру проклевываются…»

Продолжается шахматный матч в Багио. После того как в самом конце августа Корчной провел пресс-конференцию и пожаловался на интриги против него, творимые советской делегацией, число сочувствующих ему увеличилось. У него и раньше их было предостаточно — во всем мире считали, что Корчной практически в одиночку сражается не с Карповым, а с коммунистическим режимом, а теперь их число увеличилось в геометрической прогрессии. В итоге в начале сентября в Багио приехали двое американских йогов — Стивен Двайер и Виктория Шеппард (кстати, оба выпускники Гарвардского университета), которые своим поведением подбросили новых поленьев в костер шахматной войны. Как вспоминает сам Корчной, когда эти два йога заняли свои места в зале, доктор Зухарь и его приближенные встали со своих мест и покинули помещение. Это была поистине какая-то чертовщина. В этот же день советская делегация подала протест, который обсуждался в ФИДЕ. Было принято следующее решение: йоги имеют право находиться в зале, но должны сидеть в отдалении от советской делегации и быть одетыми в европейскую одежду, а не в свои традиционные оранжевые балахоны. Йоги с этим согласились. Но спустя два дня по ним ударили еще сильнее: Кампоманес официально объявил, что эти йоги — члены организации «Ананда Марга», которые обвиняются в покушении на индийского дипломата. Они находятся под следствием, но за недостатком улик отпущены под залог. Вывод: поскольку йоги — потенциальные преступники, то не должны находиться в зале. И йогов удалили с матча. Самое интересное, но на Корчного этот выпад произвел совсем иное действие, чем предполагалось: в 21-й партии он разыграл блестящую комбинацию и сократил разрыв в счете до 2:4.

12 сентября Корчной пишет письмо-протест в ФИДЕ. Несколько отрывков из него: «…Запрещенная правилами ФИДЕ связь между Карповым и Зухарем во время партий была очевидной, но сами организаторы до сих пор ничего не сделали для того, чтобы навести порядок. Вот почему я принял помощь членов «Ананды Марги». Это — моя защита и контрмера. Они мне нужны. Они поддерживают меня, и я беру их под свою ответственность. Я гарантирую их безупречное поведение в зале. Я согласен на то, чтобы их обыскивали, я даже согласен, чтобы они сидели в зале в рядах для моей делегации. Но не могу же я во всем уступать Кампоманесу, который обнаружил в ходе матча свое далеко не нейтральное поведение…»

Это письмо ничего не дало: с ним ознакомились и вернули обратно Корчному. А йогам запретили не только появляться в зале, но и в отеле, где жил Корчной, а также пользоваться автомобилями, приданными делегации Корчного. Короче, их попросту выживали из Багио.

То ли в них действительно видели реальную угрозу победе Карпова, то ли просто таким образом хотели вывести из равновесия Корчного.

Идут съемки фильма «Осенний марафон» в Ленинграде. 11 сентября в естественных интерьерах сняли эпизод встречи Бузыкина с главным редактором издательства (Никита Подгорный). Два дня спустя на территории 12-го отделения милиции был отснят эпизод, где Бузыкин приходит в медвытрезвитель, чтобы вызволить оттуда своего друга — датского журналиста (эту роль исполнял журналист из ФРГ Норберт Кухинке).

Рабочая атмосфера царит и на съемочной площадке другого фильма — «Москва слезам не верит». Съемочная группа перебазировалась на время под Ногинск, где 12 сентября должны были начаться съемки эпизодов «на даче». Однако проливной дождь помешал работе. В итоге съемки сдвинулись на день и состоялись 13–14 сентября. В них участвовали все главные персонажи картины в лице актеров Веры Алентовой, Ирины Муравьевой, Раисы Рязановой, Бориса Сморчкова, Александра Фатюшина.

В эти же дни в Сочи начали съезжаться участники 2-го Конкурса исполнителей советской песни, который должен был открыться 14 сентября. Как мы помним, одним из участников этого конкурса был ВИА «Лейся, песня», которому была обещана победа в конкурсе… за взятку в три тысячи рублей. Коллектив прилетел в Сочи на самолете, однако артистов там никто не встретил. А у них гора аппаратуры, ящики с инструментами и костюмами. Да еще худрук ансамбля Михаил Шуфутинский умудрился привезти с собой жену и двух маленьких детей, надеясь, что те заодно и отдохнут. Увидев, что в аэропорту их никто не встречает, Шуфутинский позвонил в местную филармонию. Там ему ответили, что не приехали их встречать, поскольку не были уверены, что те приедут, к тому же гостиницы для размещения артистов у них нет. «А где же нам жить?» — спросил Шуфутинский. «Можем выделить для вас маленький театрик на окраине», — последовал ответ.

Когда гостей привезли к месту их проживания, настроение у них испортилось окончательно: жить им предстояло в коридорах театра на раскладушках. Правда, Шуфутинскому пообещали комнату в санатории, но он от этого отказался, не желая бросать своих товарищей. Вместо этого он рванул в филармонию. Послушаем его рассказ:

«Врываюсь в кабинет директора, устраиваю небольшой скандал.

— Мы приехали выступать, у нас есть официальный вызов, и вы обязаны нас поселить.

— Но мы не получили вашей телеграммы. Гостиница бронируется заранее.

— Ничего не знаем. Телеграмму давала филармония. Вот наше направление. Ни в каких коридорах мы ночевать не будем. Останемся на улице. И если произойдет какое-то ЧП — я вас предупредил — по вашей вине…

С грехом пополам к двум часам ночи нас кое-как расселили по разным гостиницам с обещанием соединить потом вместе. Никто, конечно, нас потом не соединил. Музыканты добирались до Зимнего театра, где проходили репетиции, кто как мог. Впрочем, и расходились так же. Все это было противно, и уже тогда меня все чаще и чаще посещала мысль об отъезде из Союза навсегда…»