Борис Акунин - Любовь к истории (сетевая версия) ч.10

pyzhik_chizhik

Да, я хорошо помню — были коммуналки. Правда, кельи конца 19 века, это уже вполне, по современным меркам, обычные комнаты. Но, по тогдашним меркам — тесные. Интересно, что там сейчас? Может быть, опять живут монахи?

В Сиднее тоже есть похожее место — Рокс. Там небольшие каменные дома, которые построили каторжане из песчанника (на камнях следы от их кирок). Во многих из них и сейчас живёт городская беднота на гос. пособии. А место самое в городе занятное для туристов и этих жильцов всё пытаются выселить. Они бьются — не хотят уходить.

27 июля, 12:02

Одна из самых трудных проверок на чувство справедливости: способен ли ты испытывать уважение к тому, кого очень сильно не любишь или даже ненавидишь.

Ведь это так легко и удобно: убедить себя, что твой враг — подлая скотина и бесчестная тварь, руководствующаяся во всех своих поступках исключительно шкурными интересами.

Особенно наглядно это общечеловеческое свойство, конечно, проявляется в период общественного и политического напряжения — вроде нынешнего.

Любой шаг заметного деятеля из противоположного лагеря немедленно получает разоблачительную трактовку. «Он это сказал, потому что ему заплатили». «Он метит на такой-то пост». «Он просто испугался». Годятся какие угодно мотивы, но непременно низменные.

Правило это распространяется не только на врагов, но и на союзников, с которыми нет полного единодушия. Если говорить о «нашем» лагере, то объявляется, что имярек «слился» или «расчехлился». В противоположном стане своих обычно подозревают в том, что они недостаточно твердые путинцы и тайно мечтают о воцарении Медведева. (Степень идиотизма в обоих случаях примерно равна).

В последнем номере «Афиши» напечатан наш с Михаилом Шишкиным диалог, где я говорю очень несвоевременные вещи о необходимости — несмотря ни на что — гражданского диалога. (Я обязательно потом размещу здесь, в блоге, эту длинную беседу, просто я обещал, что дам журналу вывеситься первому).

Вопрос, который я хочу поставить перед вами сейчас, косвенно с этой темой связан.

Есть ли среди тех, кто из-за несовпадения политических позиций или по иной причине вам ужасно не нравится, личности, которым вы не можете отказать в определенном уважении, кому отдаете должное?

В числе симпатичных мне людей много имен, которые, на мой взгляд, должны вызывать уважение даже у заклятых врагов. (Хотя, может быть, я и ошибаюсь). Нет, ну правда. По-моему, трудно не уважать Ходорковского, который не гнется и не ломается. Трудно не уважать Навального, который за убеждения готов сесть в тюрьму, пожертвовать семейным счастьем (а там ох есть чем жертвовать). Трудно не уважать 86-летнюю Людмилу Алексееву, которая уже еле ходит, но продолжает биться за права человека. Не представляю, как можно не уважать Иру Ясину, которая уже и не ходит, однако тянет воз за сотню здоровых.

Ладно, я увлекся. Своих хвалить легко и приятно.

С чужими будет тяжелее.

И все-таки попробую.

Первым на ум приходит Петр Столыпин.

Это явный враг идей, которые я считаю правильными. Столыпинский вагон, столыпинский галстук, разгул реакции, разгон парламента. Но даже среди люто ненавидевших Петра Аркадьевича революционеров я не встречал таких, кто относился бы к этой сильной и трагической фигуре без уважения.

Или покончившие с собой путчисты 91-го года: Борис Пуго, Сергей Ахромеев.

Пока были живы, они мне казались исчадиями ада. Но как не уважать людей, для которых поражение страшнее смерти? (И, пожалуйста, не говорите мне, что они струсили, испугались суда и так далее — иначе отправлю вас читать пост с самого начала).

Окей, снижу градус. Приведу пример поближе и покомичней.

Вот, скажем, у меня жуткая аллергия на Иосифа Кобзона.

Мне его не то что даром не надо, но я еще и приплатил бы, чтобы он улетел в многолетний межпланетный полет и вернулся, когда меня на этом свете уже не будет. (Пусть бы еще взял с собой в космонавты кучу других звезд телеэкрана — список я подготовлю). Но я никогда не забуду, как в ужасные дни «Норд-Оста» Кобзон четыре раза ходил к террористам и спас от гибели несколько человек.

Ладно, пусть не улетает на Марс, я потерплю.

В общем, вы поняли, о чем я.

Так есть у вас антагонисты и аллергены, которых вы, пусть нехотя, но уважаете? Предупреждаю: вам будет трудно.

Из комментариев к посту:

hakeemrus

Для меня — это, однозначно, вы господин Акунин. Я восхищаюсь вами как писателем, но не могу понять, как человек, который в своих книгах так живописно и обличающе описывает либералов и революционеров, который борется с ними всеми методами и способами руками своих героев — в реальной жизни серьёзно поддерживает современных креаклов.

Но, какими бы целями вы не руководствовались, писатель вы гениальный!

oadam

а, мы поняли о чём Вы. Еврей Кобзон в вышиванке и в парике, на фоне Софии Киевской.

Вы не любите Украину, Вам этого не понять

leokondrat

Нету таких, которые не заслуживали бы уважения

a_shkolnikov

Интересно, что вы несколько раз уже говорили, что черта нормального развития событий или пройдена или вот-вот будет пройдена. Но теперь активно зовете к диалогу…

borisakunin

Думаю о том, как нам всем вместе тут уживаться после войны…

oudish

Борис!

Алексей Романов из серии "Смерть на брудершафт" (кстати, блистательной, не хуже, чем про Фандорина) и Алексей Октябрьский (Романов) из книг "Шпионский роман" и "Квест" это одно и то же лицо или нет?!!

ivnoskova

Я не ГШ, но ответ будет — да. Это уже неоднократно обсуждалось довольно-таки давно.

Обсуждалось здесь. Было приведено много аргументов. Так что 99.9 % — это он. Не пишу!00 %, потому что сам ГШ в романах это не упоминает. Но ведь даже генетический тест дает не более 99,9 % вероятности)))

Я позволила себе ответить на ваш вопрос, во-первых, потому, что ГШ отвечает на вопросы только в почтовом ящике, а во-вторых, потому что это действительно обсуждалось здесь и довольно-таки давно, притом в комментариях, что затрудняет поиск.

30 июля, 11:44

В последнем номере журнала «Афиша» опубликован наш с Михаилом Шишкиным диалог на всегдашнюю русскую тему.

Мы с Мишей знаем друг друга тридцать лет и три года. Он уже тогда, в восемнадцать, был серьезным писателем, а я начал писать только в сорок — и то в основном беллетристику.