Барбара Такман - Загадка XIV века

«Вначале моей книги выстроил я древо печали, — писал он, — на нем можно увидеть три плода — бедствия, вызванные расколом, коих прежде не бывало; вражду между христианскими принцами и королями и горе и разногласия между общинами». Боне рассмотрел также много практических и моральных вопросов — «если кто взят в плен, будучи под началом другого, — должен ли он озаботиться выкупом за собственный счет?»; «должен ли человек предпочесть смерть бегству с поля боя»; каковы права рыцаря на вознаграждение, следует ли платить заболевшему воину и тому, кто находится в отпуске. Через всю книгу проходит главная идея — война не должна причинять вред тем, кто в ней не участвует, хотя во времена Боне все было ровно наоборот. Автор с горечью наблюдал, как «страдают бедные труженики… а ведь благодаря этим людям папа и все господа в мире получают мясо, и питье, и одежду». На вопрос, можно ли брать в плен купцов, землепашцев и пастухов со стороны врага, Боне отвечал — нет. Все пастухи и землепашцы с волами делают свое дело, так же и любой осел, мул или лошадь, впряженные в плуг, не подлежат захвату, ибо они трудятся. Причина ясна: безопасность землепашца и его скотины дает благо всем, потому что они работают на всех.

Боне отмечал растущее недовольство, горе и несогласие, которые вызывались ежедневным нарушением этого принципа. Монахи вроде него и поэты наподобие Дешана открыто осуждали такое поведение во время войны не потому, что были чувствительнее других людей, а потому, что они умели говорить и привыкли выражать свои идеи на письме. Не строя иллюзий в отношении рыцарства, Боне писал, что некоторые рыцари осмелели из желания славы, другие — от страха, а третьи — от жажды наживы. «Древо сражений», посвященное Карлу VI, появилось в 1387 году, и автор отнюдь не подвергся гонениям за изложенную в нем правду. Напротив, его пригласили ко двору и назначили пенсион. Как случалось и с другими пророками, Боне почитали, а потом забыли.

Во время пребывания де Куси в Авиньоне потребовались его дипломатические таланты: нужно было осторожно проинформировать папу Климента о предполагаемом брачном альянсе короля Франции с невестой, принадлежавшей к другой стороне схизмы. Невестой этой была Елизавета Баварская — или Изабо, как ее именовали во Франции, — представительница Виттельсбахской династии и внучка Бернабо Висконти. Бавария, как и все германские государства, к большому разочарованию Карла V, оставалась послушной Урбану. Брак с германской принцессой тем не менее был необходим: он придавал Франции дополнительный вес в противоборстве с Англией, особенно учитывая, что Ричард II затеял переговоры о женитьбе на Анне Богемской, дочери покойного императора.

Бавария была самым мощным и процветающим германским государством, а Виттельсбахи — самыми богатыми из трех семейств (два других — Габсбурги и Люксембурга), в разное время занимавших императорский трон. Альянс с Виттельсбахами виделся настолько желанен, что Бернабо Висконти поженил с ними четверых своих детей. Его дочь Таддея с приданым в сто тысяч золотых дукатов вышла замуж за герцога Баварского Стефана III, который, хотя и правил совместно с двумя братьями, в избытке обладал автократическими замашками. Дерзкий, расточительный, хвастливый, любвеобильный, беспокойный, не представлявший свою жизнь без войн и турниров, он хорошо подходил дочери Висконти, а, когда та умерла после двенадцати лет брака, ее место заняла сестра, Маддалена, принеся с собой еще сто тысяч приданого. Изабо, дочь Стефана от первого брака, в 1385 году была хорошенькой, пухлой пятнадцатилетней девушкой, не подозревавшей, сколь нелегкая судьба ей уготована.

О браке Изабо с Карлом VI впервые было объявлено, когда ее дядя, герцог Фридрих, приехал поучаствовать в забавах французских рыцарей — осаде Бурбура. Он узнал об условии, выдвинутом королем Франции — предполагаемая невеста должна полностью раздеться, чтобы придворные дамы осмотрели ее и решили, сформировалась ли она для вынашивания детей. Предложение было с негодованием отклонено. Что, если ее отправят обратно? Герцог Стефан отверг предложенную корону. На альянсе, однако, тактично настаивали его дядя, правитель Голландии Альберт Баварский, и герцог Бургундский, уже совершившие двойное бракосочетание своих сыновей и дочерей. Согласие Стефана удалось получить после того, как Изабо решили послать во Францию под предлогом паломничества, хотя Стефан предупредил брата, который должен был ее сопровождать: мол, если он ее вернет, «в моем лице ты обретешь самого главного врага».

Слухи о запланированном браке достигли Милана и спровоцировали сенсационный «дворцовый переворот века» — спокойный и вроде бы не интересующийся политикой племянник Бернабо Джан-Галеаццо сверг своего дядю. Матримониальная политика дядюшки нарушала независимость Джан-Галеаццо из-за привычки Бернабо, не советуясь с племянником, раздавать в качестве приданого земли или доходы с этих земель, на которые Галеаццо имел одинаковые права с дядей. Перспектива вступления внучки Бернабо на французский трон, а дочери Бернабо Лючии — на трон Неаполя грозила Джан-Галеаццо утратой французской поддержки. Герцогиня Анжуйская, постоянно подстрекавшая французских родственников к очередной попытке отвоевания неаполитанской короны, сумела добиться осторожного обещания в свою пользу и послала за Лючией для заключения брака с ее сыном по доверенности. Все эти обстоятельства и заставили Джан-Галеаццо действовать.

В мае 1385 года он послал своему дяде записку, в которой сообщал, что собирается осуществить паломничество в монастырь Мадонна-дель-Монте, возле озера Лаго-Маджоре, и будет рад встретиться с ним в окрестностях Милана. Его предложение выглядело вполне естественным, поскольку Джан-Галеаццо, хотя и «не слишком высокого ума, в мирских делах был весьма расторопен»: человеком он был очень набожным, носил четки, и, куда бы он ни шел, его сопровождали монахи. Все знали, что Галеаццо склонен к покаянию и паломничеству. К тому же он весьма доверял астрологам и советовался с ними перед принятием решений — однажды отказался от дипломатической беседы, поскольку для нее был выбран неблагоприятный момент. Галеаццо писал одному своему корреспонденту: «Я советуюсь с астрологами во всех своих делах». Эти наклонности и страх перед дядей, проявившиеся в том, что он увеличил свою охрану вдвое и отдавал на пробу всю пищу, вызывали у Бернабо презрение к племяннику. Когда некий придворный заподозрил Джан-Галеаццо в злом умысле и предупредил Бернабо о возможном заговоре, тот лишь фыркнул: «Ты ничего не понимаешь. Мне ли не знать своего племянника?!» Семидесятишестилетний тиран, всю жизнь запугивавший людей, был слишком самоуверен и беспечен. Именно на этом и строился план Джан-Галеаццо.